В региональном и международном масштабе Ирак был светским крылом сил, стремившихся остановить хомейнистскую экспансию и пропаганду. Эти силы включали в себя суннитские нефтяные монархии Аравийского полуострова, объединившиеся против Ирана в мае 1981 года в рамках Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ). К ним относились и западные державы, в первую очередь США и Франция. Игнорируя постоянное нарушение Саддамом прав человека, политические и нефтяные круги обеих стран выказывали ему огромное уважение. Он завязал тесные отношения не только с Жаком Шираком, но и некоторыми представителями левых сил Франции. Для ведения войны с Ираном Саддам получил самую современную технику, в том числе палубные штурмовики «Супер Этандар», стоявшие на вооружении ВМС Франции. Эта военная поддержка была одной из причин, по которой Тегеран в качестве возмездия осуществил силами верных иранскому режиму людей операции по захвату западных заложников в Ливане. Но, в конечном итоге, это не помешало склонить чашу весов в пользу Багдада.
Во избежание разгрома аятолла Хомейни вынужден был «испить отравленную чашу», то есть согласиться на перемирие двух истощенных войной стран, которое и было заключено 20 августа 1988 года. Он пытался отвлечь внимание в том числе и от этого провала, «сыграв на опережение» фетвой в адрес Рушди 14 февраля следующего года, ставшего для него последним. Аятолла скончался 3 июня 1989 года в возрасте 87 лет. Смерть харизматичного имама стала условием, необходимым для поэтапного возвращения Исламской республики в мировое сообщество. Что касается Саддама Хусейна, его победа по умолчанию оставляла его во главе опустошенной и разрушенной страны, глубоко увязшей в долгах арабским нефтяным монархиям. Именно это вынудило Саддама ввязаться в авантюру с вторжением на территорию своего кувейтского кредитора в августе 1990 года и войну в Персидском заливе. И иракскому, и иранскому лидеру нефтяная рента обеспечивала шапкозакидательские настроения (особенно это касается Саддама), благодаря наращиванию запасов оружия, которое трубопроводные демократии поставляли углеводородным деспотиям. И нефть же расширила пропасть между шиитами и суннитами до масштабов, выходящих за рамки военного противостояния между персами и арабами.
Одновременно Исламская республика с целью ослабления давления на свои сухопутные границы и воздушное пространство опосредованно вступила в конфликт в Леванте. Она проникала в бреши, которые открыли затянувшаяся гражданская война в Ливане и эскалация палестино-израильского конфликта. Действительно, 1980-е годы были отмечены как исламизацией риторики, сопровождавшей оба эти конфликта, так и внедрением в них Ирана, имевшего свои интересы, внедрением открытым и явным в Ливане и постепенным и тайным в Палестине. Это обеспечило Тегерану новый, мощный рычаг давления на западный лагерь. В Ливане эта стратегия сначала нашла выражение в захвате заложников. Она сопровождалась мобилизацией шиитской общины Ливана, составлявшей большинство населения, но оттесненной от власти, превратившейся усилиями «Хизбаллы» в доминирующую силу в Стране кедра. Шиитам в ходе длительного процесса, занявшего три десятилетия, удалось сплотить вокруг себя все меньшинства, составлявшие политическую мозаику Леванта. В их число входили восточные христиане, физическому существованию которых грозило распространение джихадистского салафизма, самым ярким проявлением которого станет ИГИЛ. И, действуя из шиитских районов на юге Ливана, «Хизбалла» фактически заместила палестинское сопротивление Израилю собственным «Сопротивлением» («Мукавама»). Она сочетала его с поддержкой ХАМАС: редкий пример того, как исламистское суннитское движение, связанное с «Братьями-мусульманами», равняется на Тегеран.