Выйти замуж любой ценой

– Ну, так приготовь пожрать, в конце концов! – рявкнул он.

– Я чего-то не понимаю, Фельдманша тебя заездила, а орешь ты на меня?

Протасов полез в холодильник, достал колбасу и бутылку водки. Колбасу порезал кружочками. Взял стакан, налил водки на два пальца, подумал, добавил еще, опять подумал и наполнил стакан до краев. Выпил, крякнул и закусил колбаской.

– Сурово она тебя приложила, – покачала я головой и переместилась к плите. Страдалец остро нуждался в сочувствии. А папа всегда говорит, что сочувствие должно быть деятельным, вот я и решила приготовить ужин, если уж с обедом у нас незадача.

Я прилежно трудилась, а Протасов, подперев голову рукой, наблюдал за мной, время от времени прикладываясь к бутылке. Правда, теперь вполне интеллигентно, понемногу. Но к тому времени, когда ужин был готов и я накрыла на стол, в бутылке осталось совсем ничего. Однако, к моему удивлению, Платон Сергеевич пьяным не выглядел, взор мутноват, но он и до водки прозрачностью не блистал.

– Выпьешь? – подхалимски предложил он.

– Можно, – пожала я плечами.

Мы выпили, чокнувшись, и сосредоточились на еде. Точнее будет сказать, сосредоточилась на ней я, Протасов смотрел куда-то поверх моего плеча и вдруг заявил:

– Никогда не женюсь…

– Эк тебя… – покачала я головой.

– Я имею в виду, на ней. Любови Ивановне придется найти себе кого-нибудь другого.

– Папу Фельдманши Иваном зовут? – проявила я интерес, Платон Сергеевич кивнул. – А отчего Любовь Ивановна вдруг впала в немилость?

Протасов посмотрел на меня и нахмурился.

– По-моему, она похожа на жабу.

– Разве?

– Похожа.

– Тебе видней. Учитывая, что ее папа тебе всегда нравился больше…

– Ты в самом деле могла бы жить с человеком, который тебе противен? – перебил Платон Сергеевич.

– Я не пробовала.

– А как же твой Юрка?

– Я неплохо к нему относилась. Протасов, чего это на тебя накатило? – сердито спросила я. – Охотникам за приданым не к лицу грузить себя лишними мыслями.

– Всю жизнь видеть рядом эту кикимору?

– Она будет часто улетать в Милан, еще куда-нибудь… а ты заведешь любовницу. И тоже полетишь в Милан. Купишь очередной костюм и поймешь, что жизнь удалась.

– Дались тебе мои костюмы, – скривился он и опять впихнул цитатку: – «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей».

– Это кто? – проявила я интерес.

– Пушкин.

– Да ты что? Тады ладно. Пушкину поверим.

Где-то через полчаса мы перебрались к телевизору, Платон Сергеевич более покаянных разговоров не вел, но и особо довольным не выглядел. А я смотрела сериал про большую любовь и по привычке ухмылялась.

Очередная серия подходила к концу, когда раздался звонок на мой мобильный. Учитывая позднее время, звонок скорее настораживал. На дисплее высветилось имя любимой подруги, я ответила и услышала Светкин голос, явно не трезвый:

– Ируся, все бросай и рви сюда.

– Куда?

– Сюда, – повторила она.

– А где это?

– Мой любимый бар, то есть бар, который я терпеть не могу, но куда почему-то всегда попадаю.

– А без меня ты обойтись не сможешь?

– Без тебя – никак. – Светка, наверное, решила перейти на шепот, но на самом деле орала мне в ухо. – Сведения чрез… чрезвычайной важности, – со второй попытки произнесла она. – О Юрке-подлеце. Я такое узнала… Короче, рви сюда…

Закончив разговор, я с сомнением посмотрела на Протасова, точно ждала от него объяснений.

– Милые девичьи посиделки? – спросил он не без ехидства.

– Каждый развлекается как умеет, – отрезала я, он тут же нахмурился, должно быть, решив, что это намек на его недавние непомерные усилия.

– Может, на время расследования лучше соблюдать осторожность?

– Ты сейчас что имеешь в виду? – сладенько улыбнулась я, тут мне стало стыдно, и я поспешно добавила: – Светка утверждает, что разжилась сведениями о неблаговидном поведении Юрика.

– Ты думаешь, это может иметь отношение…

– Ничего я не думаю, – перебила я. – Встретимся со Светкой и все узнаем.

Протасова точно ветром сдуло, я тоже отправилась переодеваться, и вскоре мы уже спускались в лифте. Платон Сергеевич был в голубой рубашке в серую полоску, которая, безусловно, являлась жемчужиной его гардероба, в том смысле, что выглядел он в ней отлично, и это вызвало легкое раздражение. Вполне понятно, кстати. «Видит око, да зуб неймет», – пришла на ум пословица. Как раз мой случай. Красавец с деньгами и не дурак, только не для меня это счастье, а для Фельдманши. Или еще какой-нибудь кикиморы.

– Прекрасно выглядишь, – вдруг брякнул Протасов.

– Можешь не утруждать себя комплиментами, – хмыкнула я, а он пожал плечами:

– Как скажешь.

Светка сидела возле стойки бара и пыталась сфокусировать на мне зрение. Выходило так себе.

– Это ты? – спросила она с сомнением, после того, как я дважды позвала ее по имени.

– Это я.