Выйти замуж за дурака

– Ты уже расколдовался? – удивляюсь я.

– Само собой, – отвечает Иван. Так что не ходи в Каменную рощу. Нечего тебе там делать. И вообще, пойдем домой.

– Домой нельзя, там Аленкины бандиты орудуют! – восклицаю я.

– Ничего! – усмехается Иван. Над нами нет у нее власти. Потому что мертвые не подчиняются живым. И он наклоняется, чтобы поцеловать меня. И этот поцелуй, поначалу такой сладостный, превращается в адскую боль, словно я ошпарила губы кипятком. Я открываю глаза и с ужасом и отвращением вижу, что целует меня вовсе не Иван, а жуткое существо с кучей хоботков и присосок вместо лица и фасетчатыми зеркальными глазами…

– Мама! – завопила я, с размаху ударила себя по губам и тут же поняла, что все прошедшее было сном. И я сижу в палатке, а на ладони у меня пара раздавленных здоровенных комаров. Гадость! – Я вылезла из палатки, стряхнула комаров в траву и только теперь увидела, что в Чертоногий лес пришел рассвет.

Костер прогорел, возле него сиротливо повалился набок берестяной туесок с остатками земляники. А вот лешего нет.

– Дедка Мартемьян! – позвала я.

– Пьян, пьян, пьян! – откликается лес, видимо поясняя, в каком сейчас состоянии находится мой леший.

Зато на мой крик из-за толстых стволов тысячелетних дубов и лип начинают медленно выходить люди. Преимущественно мужчины и преимущественно небритые. Они в напряженном молчании окружают меня, и я уже собираюсь завопить от ужаса, как вдруг какой-то бородач радостно тычет пальцем в мою сторону:

– Ба! Да это ж Василиса Премудрая!

– Исполать тебе, Премудрая!

– Исполать-то исполать, – подуспокоившись, сказала я. А вы кто сами будете, добрые люди?

– Партизаны мы! – гордо ответил тот же бородач. Слыхала о таких?

– Допустим. Про партизан в сказке я слышала впервые, но виду не подавала, – И где же вы живете?

– Весь лес – наш дом родной! Здесь под каждым нам кустом приготовлен ствол и лом!

– Замечательно! – воскликнула я. А где ваш штаб?

– Чаво?

– Главный ваш где располагается?

– Тут недалечко, на Растопыринской полянке, аккурат за Колупаевской топью.

– Тогда, пожалуйста, проводите меня к вашему главному. Мне нужно обсудить с ним ряд важных вопросов.

– Как прикажешь, Премудрая! Мы ведь только тебя и ждали.

Расторопные партизаны уже разобрали, как смогли, палатку, распределили, кому нести вещи, а я все еще стояла и не могла поверить. Партизаны?!

– Идем, Премудрая, – поторопил меня бородач. А то на завтрак опоздаем. Наши поварихи страсть как не любят, когда мы на раздачу опаздываем. Ругаются даже!

Шагая вслед за партизанами по одним им ведомому маршруту, я поинтересовалась у высокого рыжеволосого парня:

– А вы тут лешего не видали?

– Дедку Мартемьяна-то? Он рыбу пошел удить на дальнее озеро. Привет вам передавал…

– Понятно.

Партизаны шли быстро и тихо, без лишних разговоров. Видимо, действительно боялись опоздать к завтраку.

– А что у вас на завтрак дают? – поинтересовалась я у рыжего.

– Когда как, – пожал плечами он. Но в основном кашу пшеничную. Али гречневую:

– Понятно… – И я ойкнула, оступаясь.

– Земля ушла из-под ног, и если б не рыжий спутник, то я по колено бы ушла в зыбучую, прикрытую обманчивой зеленью грязь.

– Шагай осторожней, Премудрая! – построжев, сказал рыжеволосый. След в след. Потому как это началась топь Колупаевская.

Теперь я шла осторожно и аккуратно, как сапер. В некоторых, видимо, особо Опасных местах меня подхватывали на руки и несли.

Едва топь закончилась и мы ступили на твердую землю, я не преминула спросить:

– А почему она так называется – Колупаевская?

– Раньше там болотник жил, Колупай его прозвище. Пугал всех, газы вонючие испускал из недр болотных, – пояснил словоохотливый бородач. Потом его две русалки на куски порвали. Из ревности. Он, видишь, каждой обещался, что будет законным мужем, наделал им икры, а сам смылся. Но от баб разве сбежишь – в аду, не то что в болоте достанут. Вот и не стало Колупая. Одно только название и прижилось… А вот уж и поляна наша. Эх, нынче опять кашу пшенную с салом давать будут, запах отседа ощущается!

Впереди действительно сияла изумрудной зеленью огромная, в два футбольных поля поляна. На ней кипела жизнь.

– Там… избы? – удивилась я.

– Конечно. Поначалу-то мы во времянках жили. А теперь у нас тут свой город. Или даже крепость. Голой рукою нас не возьмешь!

Меня довели до добротной двухэтажной избы, посадили на лавочку и попросили обождать, покуда рыжеволосый сбегает, доложит главному, что к партизанам сама Премудрая Василиса пожаловала. Я покорно села. Тут же ко мне подскочила девчушка лет десяти с кувшинчиком молока и ломтем свежеиспеченного хлеба:

– Подкрепитесь, тетенька! А потом к нам пожалуйте на постой, мамаша очень просят. Вон наша изба – с синими ставнями.

– Хорошо, – кивнула я, и девчушка умчалась.

За то время, как рыжий делал обо мне доклад, главному, я успела съесть предложенное мне угощение и осмотреться. Это действительно напоминало город: избы, терема, торговые ряды. Неплохо, однако, живут партизаны… Кстати, та группа, что вела меня сюда, резво умчалась на трапезу, справедливо полагая, что война войной, а обед – по расписанию.