Выйти замуж за дурака

– Спасать-то спасать, – подал голос доселе молчавший изящного вида богатырь Устин Дальняя Делянка. Да только кто нам за это заплатит? Мы что, бесплатно воевать будем? А обмундирование? А износ оружия? А пайковые? Мы контрактные богатыри или как?..

– Смотрю я на тебя, Устин, и думаю, –медленно протянул Ставр Годинович. И на какой только делянке ты такой умный вырос, а?

– На дальней, – любезно ощерился Устин. Ее еще называют Пылестина.

– Оно и видно. Много пыли гонишь. Так вот, – поднялся из-за стола Микула Селянинович, давая тем самым понять, что разговор окончен, – идем биться за Тридевятое царство. Выступаем завтра с утра. А кто не с нами, пусть остается в Стане выгребные ямы чистить. Да, вот еще что… Надо спросить у Фондея Соросовича, пойдет ли он, все ж таки чужеземец.

– Он пойдет, – убежденно сказал Елпидифор Калинкин. Он за наше царство душой болеет..

– Тогда надо попросить его, чтоб он своего толмача с собой прихватил. Для пущей важности. Хоть переговоров мы вести не собираемся…

Назавтра ранним утром богатырский отряд, возглавляемый Микулой Селяниновичем, выступил, топча заросшую сурепкой дорогу, по направлению ко граду Кутежу. Грозно сверкали спешно начищенные за ночь доспехи, бряцали мечи, развевались флажки на древках копий… В Теплом Стане остался только меркантильный Устин, коего словом богатырской чести обязали перемыть всю посуду да вычистить отхожие места. Как показали дальнейшие события, Устин Дальняя Делянка слова, своего не сдержал…

Когда богатыри, отмахав положенное им до Кутежа расстояние, притормозили у заставы, там ждал народных заступников первый курьез.

– Погланисьная слузба! – представился донельзя смуглый мужичонка, опуская перед богатырской кавалькадой хлипкую палку, раскрашенную в черно-белую полоску.

– Чего? – Микула поднял к уху руку в металлической полуведерной перчатке. Ты, мил человек, ежли подаяния просишь, так палкой честным людям в нос не тычь!

– Погранисьная слузба! – еще громче завопил мужичонка.

Никандр Кутежский спешился и подошел к нему – разглядеть поближе.

– Че те надо, убогий? – предельно милостиво спросил он.

– Пьедьявите васи документы и лазлесение на плоезд в столису! – потребовал смуглый стражник.

– Не понял… – протянул было Никандр и отпихнул мужика в сторону, но тут случилось неожиданное.

Из ближнего лесочка вылетела пара здоровенных уродливых птиц, про которых рассказывал богатырям вестовой, и принялась прицельно обстреливать отряд белесовато-желтым жидким пометом.

– Паскуды! – завопил Елпидифор Калинкин, первым получивший по шлему, и выхватил меч. На ошметочки порубаю!

Тут схватились за мечи и остальные. Потому что мужичонка свистнул, и вслед за птицами из лесу появились смуглокожие вертлявые воины с длинными блестящими палками вроде копий.

– Да их тут сотни три! – вскрикнул юный Арефий, уже представляя свою героическую гибель и мраморный памятник в полный рост на месте, кончины.

– Не боись, сосунок! – пристыдил его Денисий Салоед. Хоть их и больше, да зато мы толще!

* * *

Баталия у пограничной заставы длилась около сорока минут и закончилась полной победой богатырей. Поганых птиц перебили всех до единой, смуглокожим повезло больше: почуяв, чем дело пахнет, они дунули в лес, а богатыри поленились их преследовать. Тем более что предстояло решить насущную проблему: найти ближайший пруд либо озеро, где можно было бы отчиститься от птичьего помета. Не скакать же в столицу такими обгаженными!..

Благо небольшое озерцо нашлось неподалеку от заставы. Там пока и остановились богатыри, не подозревая, что весть об их приближении уже мчится в многострадальный град Кутеж с хорошей упреждающей скоростью…

* * *

Закончится когда-нибудь тоска.

Засеребрится острой крыши скат,

И будут победителей искать,

И знамени тугой взметнется бархат…

Наступит время для поэм и од,

Восстанут вновь Гомер и Гесиод.

И уцелевший на войне народ

Заученно и вымученно ахнет.

И всех скорбящих ждет когда-нибудь

Возможность отскорбеть и отдохнуть:

И их тяжелый, бесконечный путь

На самом деле вычислен и смерен,

И вот снята последняя печать,

И можно петь, а лучше промолчать.

Закончится когда-нибудь печаль

Не потому, что радость ее сменит.

– Стихи нам не помогут, тезка, – после долгого молчания подала голос Василиса Прекрасная.

Она стояла спиной ко мне и смотрела в окно на глухую кутежскую ночь. В комнатке тоже было сумрачно: две оплывающие свечки освещали только мою собеседницу и милосердно прятали от глаз весь тот разгром, который днем учинили в нашем тереме присланные от Аленки головорезы. Если вспоминать о том, как все было, – новых слез не миновать. Поэтому я и взялась отчего-то читать стихи. Не свои. Их писала одна из обучавшихся у меня студенток, странная, нелюдимая девочка, после университета распределившаяся в какой-то заштатный подмосковный архив. Где теперь та девочка с ее архивом, где Москва, где мой университет?.. Это не важно. Это из другой жизни. Возможно, той, которая мне приснилась. Или была всего-навсего виртуальной обучающей программой…