Маша присела на четвертый стул.
– Знакомьтесь, это моя подруга Маша.
Одна из них была примерно Машиного возраста, другая намного моложе. Маша замялась, как представиться и с улыбкой сказала:
– В России была Мария Александровна, а здесь Маша. Просто Маша. Здесь по отчеству не зовут, кажется.
Девчата засмеялись:
– Просто Катя.
– А я просто Люба, – сказала та, что помоложе.
Лена заказала для всех купуччино, и женщины оживленно болтали о последних новостях. Маша рассматривала новых подруг. Что постарше была худощавой, с маленькими голубыми и очень симпатичными глазами, с ямочками на щеках и обесцвеченными волосами. Одета она была модно, но недорого. Другая, что помоложе, темноволосая, со стрижкой под каре, с белозубой улыбкой и необычайно сияющими глазами. Из глаз ее струился свет.
«Как солнышко», – подумала Маша.
Мимо пробегал пожилой итальянец. Он взял стул и присел к женщинам.
– Девочки, здравствуйте, что вам заказать? – широко улыбаясь, спросил он.
– Мне крем-ликер, – сказала Люба. – И мне, и всем.
Когда он пошел заказывать, Люба сказала:
– Это мой хозяин, я квартиру у него арендую. Хороший мужик, но женат.
– А тебе он что, нужен? – съехидничала Катя. – У тебя ведь есть жених. Вот мне бы не помешало.
– Ну, у тебя тоже есть, – парировала Люба.
– Ой, да я не знаю. Я, наверное, с ним не буду. Ну что, он только лижет и все. Зализал всю, – и захохотала.
Вернулся Ивано, а за ним официантка с подносом.
Мимо проходили толпы людей. Кто что-то покупал, кто просто глазел, кто встречался с друзьями и знакомыми. Мимо прошла девушка лет восемнадцати. Ивано потянулся за ней взглядом.
«Надо же, старый, а туда же», – подумала Маша.
А он сказал:
– Девчата, познакомьте меня с какой-нибудь русской девушкой не старше двадцати, двадцати одного года.
Люба улыбнулась:
– А тридцати нельзя?
– Нет, нет, – вполне серьезно сказал Ивано. – В тридцать лет ты уже опытная и знаешь, как нужно заниматься любовью. А мне нужна неопытная, чтобы с нею чуть-чуть и она не поняла, что что-то не так.
Все захохотали, а Маша подумала:
«Какие простые ребята эти итальянцы! Так всенародно, без стеснения говорить об этом и запросто признаются в своей слабости».
– Ой, что-то мы засиделись, – сказала Люба. – Мне на работу надо.
– А где ты работаешь? – поинтересовалась Маша.
– Да убираю в доме, здесь недалеко.
– А ты не знаешь, где еще можно убирать? – спросила Маша, и добавила:
– Мне мой муж уже год ищет работу и ничего не может найти.
– Да, здесь очень трудно с работой, – добавила Катя.
– Девчонки, если что услышите, позвоните мне, вот мой номер домашнего телефона.
Обменявшись номерами телефонов, они разошлись.
– Лена, пошли ко мне, – предложила Маша.
– Хорошо, только на полчасика. Мне еще нужно готовить обед, – согласилась подруга.
Как только они вошли в дом, их обдало холодом и сыростью.
– На улице жара, а здесь как в погребе, – сказала Лена.
– Да, вот так я живу, – уныло протянула Маша. Они поднялись на второй этаж:
– Заходи в мой зал-кухню, – улыбнулась Маша.
Лена уже была в этом доме несколько раз и всегда поражалась убогости дома и обстановки.
«Бедная Маша, – подумала она в который раз. – Живет как в сарае».
Они жевали апельсины, которые Маша только что купила, и болтали. Внезапно, раньше времени пришел на обед Лука. Он зашел и недовольно буркнул:
– Здравствуй, – и выскочил в коридор.
Лена засобиралась домой:
– Маш, я пошла, – и выскочила из дома.
Недалеко стояла ее машина. Она вскочила в нее и уехала. Минут через двадцать вернулся Лука.
– Навела здесь русских, – забурчал он.
– Кого я навела? – у Маши задрожали руки. – Я что, не имею права подругу привести?!
– А если что пропадет в доме. Я на работе неспокоен. Переживаю за дом, – бурчал он.
Маша вспыхнула:
– Можно подумать, что в твоем доме есть что взять.
– Я не люблю, когда в доме посторонние, – буркнул опять Лука, пряча глаза.
Маше стало так обидно, что слезы сами покатились из глаз. Она накрывала на стол, а слезы текли по щекам. Муж сел за стол и стал медленно жевать макароны. Он недовольно взглянул на горку мандарин в вазе, и лицо его почернело еще больше. На Машу он не смотрел, вроде бы ее и не было. Вытерев, слезы салфеткой, она поковыряла вилкой макароны. Лука, съев макароны, принялся за шпиначи – шпинат и мясо. Поел и молча ушел в спальню отдохнуть. Маша мыла тарелки и тихо плакала.
Она с мужем очень мало разговаривала, ей еще было трудно говорить по-итальянски, и он ее не понимал, только махал рукой, не можешь говорить, лучше молчи. Нет, чтобы помочь сказать правильно. Не бывает. Учи сама.
Прошло два дня, Маша молчала. Она не издала ни одного звука. Он понял, что это бойкот, что она обиделась на него. Хотя он так и не понял почему. Он хозяин дома и вполне законно волнуется о его сохранности. Он почувствовал, что ему не хватает Машиных приглаживаний по голове и плечам, не хватает вечернего массажа, который она делала ему, когда болела его шея. Ему не хватало ее «мой дорогой». Ему хотелось ей пожаловаться, и чтобы она его вновь пожалела и подбодрила. И внезапно он испугался:
– А вдруг она уйдет от меня?