Выйти замуж за Лича

Это была сладкая пытка, которой я не хотел подвергать никогда. И все же, когда небо окрасилось румянцем рассвета, я бесшумно ушел, чтобы поспать несколько часов, прежде чем она проснется.

Без нее моя кровать казалась большой, холодной и одинокой.

* * *

Следующие несколько дней прошли относительно спокойно. Я сопровождал Мэй, когда она осматривала дом, изучая кратчайшие маршруты к своим любимым местам.

Ей нравилась кухня, и она часто открывала шкафчики и смотрела на продукты, вдыхала запах хлеба, открывала баночки с медом и смотрела, как тягучая золотистая сладость медленно стекает с ложки обратно в банку.

Она никогда не ела, когда я мог видеть, и я позволял ей уединяться. В конце концов, я бы не стал брать ее с собой на кормежку.

Это казалось справедливым.

Каждый день я боролся с искушением присмотреться к ее жизненной силе. Маленький огонек, горящий в ее груди, манил меня, его нежная красота была чудом, на которое я хотел смотреть часами, но я сдерживался.

Мэй была все еще слаба, и я боялся, что однажды не смогу удержаться и не испить из нее. Вкус ее жизненной энергии стал навязчивой идеей, которую я безжалостно подавлял, и поэтому я запретил себе даже смотреть на нее.

Это, хотя и было почти невозможно, облегчало борьбу с искушением. Мэй сделала все возможное, чтобы приспособиться к жизни со мной.

Мы разговаривали каждый день, проводили вместе много часов, и ей нравилось все, что я для нее готовила. Каждый день она надевала новое платье, выбирая из плотных теплых тканей, прикрывая плечи шалью или свитером.

Мои слуги быстро привели в порядок ее гардероб, и вскоре вся одежда Мэй сидела на ней превосходно.

Шли дни.

Я ни разу не поцеловал ее, а она не сделала ни единого движения, чтобы привлечь мое внимание. И все же я не мог удержаться от того, чтобы не посетить ее спальню по ночам.

Я сидел там, в кресле у ее кровати, окутывая ее своей тенью так плотно, что она была окутана ею. Ей больше не снились кошмары, и я использовал это, чтобы оправдать свою ужасную одержимость.

Мое присутствие и прикосновения помогли ей лучше спать. Поэтому я продолжал это делать, хотя и знал, что если она проснется и увидит меня, все будет кончено.

Она была бы в ужасе, и вместо того, чтобы избавлять ее от ночных кошмаров, я стал бы одним из них.

Днем мы гуляли по территории, окружающей мой дом. Сначала они были короткими, всего по двадцать минут в саду, но вскоре Мэй захотела заходить все дальше и дальше, и я подчинился.

Я всегда ходил с ней.

Мне приходилось держать ее подальше от места, где я кормился, чтобы она не видела, какой вред мой голод наносит земле.

Чтобы она не боялась меня.

Каждый раз, когда мы подходили к развилке, я вел Мэй налево, в нетронутые уголки леса. Там было просторнее, птицы щебетали на деревьях, дятлы стучали по коре, белки прыгали по земле, когда замечали нас.

Но однажды Мэй остановилась на развилке и намеренно повернула направо, вглядываясь в полумрак под густо растущими хвойными деревьями.

— Что там? — спросила она, и я быстро подошел ближе, преграждая ей путь.

— Ничего особенного. — сказал я. — Здесь темно. Не очень ухожено. Никто туда не ходит, и там могут быть опасные животные.

Это была ложь?

Я размышлял об этом, пока мы шли под деревьями с красными листьями, как всегда, свернув налево. Мои охотничьи угодья не отличались красотой, и именно это я имел в виду, говоря, что они были в плохом состоянии.

И если я имел в виду только себя, когда сказал "никто", это тоже было правдой.

Никто, кроме меня, не ходил этим путем.

А опасные животные? Охотник на охоте — это действительно опасное животное. Но я не добавил, что имел в виду себя. Что опасное животное, от которого я предостерегал Мэй, жило в том же доме, что и она.

Что он был ее мужем по имени и что он проводил каждую ночь у ее постели, наблюдая, как она спит, пока его тьма поглощала ее целиком.

Она не могла этого знать.

Бесстрашие Мэй было слишком ценным даром, чтобы его потерять.

Вскоре погода изменилась, последние золотые деньки сентября сменились октябрьскими дождями. Ветер усилился, воздух похолодал, а небо затянуло тучами. Мэй предпочитала оставаться дома, и я велел слугам разжечь камин в комнатах, которые она посещала чаще всего.

Кухня. Ее спальня. Библиотека.

Она особенно обожала библиотеку. Несмотря на то, что книги были написаны на языке моего родного мира, Мэй призналась, что ей нравится, как он звучит.

Мы проводили долгие вечера, сидя у потрескивающего камина, а она, свернувшись калачиком у моих ног, слушала мой голос, пока я читал. Эти вечера приносили мне утешение.

Хотя я знал, что Мэй не понимает того, что я ей читаю, мне хотелось поделиться с ней большей частью себя. Я читал ей свои любимые отрывки из поэзии, старые романтические истории об эпической любви и великих битвах, и, когда она вслушивалась в ритм и мелодию слов, мне казалось, что она понимает, что я пытаюсь донести.

Ты дорога мне. Ты скрашиваешь мое одиночество. Я никогда не отпущу тебя.