Наконец я добралась до шоссе. Не только мои надежды на безбедное будущее были надломлены к тому моменту, но и мой каблук. Кое-как доковыляла до автобусной остановки, присела на прохладную металлическую лавку.
Тишина, темнота. За густыми низкими облаками не видно звезд. Время от времени мимо проносятся машины. Мне немного страшно, и в то же время я чувствую приятное возбуждение – собственная смелость всегда меня пьянит.
Наверное, надо было расстаться с Эдиком как-то более по-человечески. Не заслужил он короткой записки с равнодушным «целую, увидимся» в конце. Я представила себе, как он просыпается, с улыбкой на лице протягивает руку ко мне и обнаруживает давно остывшую подушку. Он не сразу начнет волноваться, нет. Но потом увидит на столе прямоугольник записки, ломаный равнодушный почерк и это глумливое «целую» в конце. Зачем я это приписала? Могла бы просто подписаться «Саша».
Впрочем, чего сейчас об этом размышлять?
Я сбежала. Ретировалась с поля боя, как трусливый диверсант.
Но мне не давала покоя мысль, что я поступила неправильно.
Кстати, сейчас, когда я вспоминала дачный домик Эдуарда, он даже не казался мне таким уж убогим. Обычный домик, у моих родителей тоже такой есть; я провела в нем все детство и не жаловалась (а на что жаловаться, то было беззаботное замечательное время). Просто я ожидала увидеть особняк с белыми колоннами, штатом предупредительной прислуги и верандой, густо увитой плющом. Дощатое сооружение показалось мне непростительно бедным лишь по контрасту с воображаемой миллионерской усадьбой!
Но что сейчас об этом говорить.
А вот Жанна бы мной гордилась. На моем месте она бы поступила точно так же. Где-то сейчас моя Жанна… Кажется, в Портофино или Ницце, в общем, где-то там. Жмурится, как ленивая кошка, на полуденном спокойном солнце, лежит в белоснежном шезлонге у бассейна, блаженно вытянув загорелые ноги, и командует – официант, мартини со льдом, рог favor! А я сижу на мерзлой лавочке, униженная и печальная.
Я тоже так хочу!
Хочу в Париж. Хочу носить бриллиантовую диадему в высоко забранных волосах, как Одри Хепберн в фильме «Завтрак у Тиффани». Кстати, о завтраках – завтракать я хочу омарами, на летней веранде модного ресторана, увитой глициниями. Хочу рассекать прозрачные волны на белоснежной яхте, хочу гарцевать на собственной лошади по бескрайним английским полям, хочу пить кофе из старинной фарфоровой чашки, хочу ходить по магазинам, не думая о деньгах.
Стоп, я совсем запуталась. И начала мечтать не о реальной жизни, а о жанровых сценках из голливудских сопливых мелодрам с предсказуемым концом.
Если все вышеописанное произойдет со мной на самом деле, реальная картина не будет иметь ничего общего с нарисованной моим воображением идиллией. Фарфоровую чашку я рано или поздно расколочу – у меня вечно все из рук сыпется.
Бриллиантовую диадему где-нибудь потеряю. У меня никогда не получится управлять яхтой – у меня же даже прав нет. А с собственной лошади… с собственной лошади я полечу кубарем, прямо в грязь, хорошо, если шею не сломаю.
Похоже, я запуталась. Все это время Жанна управляла мною, как опытный наездник. Она умело внушила мне желание обладать, заграбастать все, что под руку попадется. Она такая, моя Жанна.
Но почему я решила, что то, что хорошо для Жанны, подойдет и мне? Мы всегда были такими разными – из-за этой непримиримой разности мы и расстались пять лет назад. Когда я увидела ее в салоне париков, я искренне обрадовалась, она ведь так живо мной заинтересовалась, так искренне хотела помочь. Будь я хоть капельку рассудительнее, я бы поняла, что Жанка просто играла. Ее забавлял смелый эксперимент – получится ли у не слишком наглой, к тому же лысой девушки выиграть главный жизненный приз, соблазнить миллионера и женить его на себе. Да, она давала мне дельные советы. Но вот что я вам скажу – ей было не жалко информации, потому что она в меня не верила. Для нее это была игра с заведомо известным финалом. Ее развлекала моя суета и бестолковая мельтешня, но когда в мои неловко расставленные сети и впрямь попадалось нечто стоящее, она вовсе не была за меня рада.
А нечто стоящее попалось мне только однажды. Но я сама, своими руками выпустила золотую рыбку на волю, ни о чем ее не попросив!
И опять вспомнилась дача.
Да замечательная у него дача! Такое тихое место, и домик находится на отшибе, скрытый от любопытных соседских глаз. И нет никаких грядок, только буйная душно благоухающая трава и немного цветов. Пионы уже расцвели, шикарные бордовые, вызывающие красные и нежно-розовые, целомудренные.
А как трогательно он относился к своей маленькой, но резиденции! Рассказывал, что планирует вбить колышки для гамака и построить баньку с маленькой купальней, и при этом у него было выражение лица взбалмошного мальчишки, которому вздумалось поиграть во взрослую жизнь. Когда он о чем-то думает, на его лбу появляется трогательная морщинка.
Хватит, хватит, хватит о нем думать. Он остался позади, как и все мое прошлое. Виновата в этом только я.