Выйти замуж за олигарха

Но вначале мы встретились у дверей квартиры Владимира Петровича, которую вскрывали в присутствии участкового и двух понятых. Ими выбрали двух соседок, с готовностью согласившихся на эту роль. Они уже рассказали представителям органов все, что знали (а знали мало), теперь горели желанием посмотреть квартиру (чтобы было что рассказать подругам во дворе). Мы с Пашкой часто выступаем понятыми, поскольку мало кто из граждан горит желанием выполнять гражданский долг, а мы это делаем за предоставление фактуры, но в данном случае нас было лучше в этой роли не привлекать. Мало ли какие юридические нюансы потом всплывут. Все-таки я – несостоявшаяся жена племянника Владимира Петровича, со мной был подписан официальный брачный контракт, я очень интересуюсь всем происходящим вокруг олигарха. В общем, и ребята из органов, и мы с Пашкой считали, что лучше мы просто будем снимать происходящее.

Соседи Владимира Петровича, конечно, хотели знать мое мнение о Фисташкове. Я отвечала уклончиво, вместо этого сама пыталась задавать побольше вопросов. В результате понятые общались со мной под прицелом Пашкиной телекамеры и не смотрели на то, чем занимаются сотрудники органов. Тех это очень устраивало.

Меня интересовала супруга Владимира Петровича.

– Люська мерзкая баба была, – сказала одна из соседок.

– Почему мерзкая? – уточнила я. – Хамка, грубиянка, кляузница?

– Очень жадная, – пояснила вторая соседка. – Просто патологически.

– В чем это выражалось?

– Во всем. Она никогда ни на что не скидывалась. У нас раньше, еще в советские времена, было принято делать подарок дворнику к Новому году и Восьмому марта. Работала очень хорошая женщина, с тремя детьми. Жили они в дворницкой, в одной комнате, бедно. Люська никогда не скидывалась. Мы все нашей дворничихе и ее детям отдавали одежду, а она опять же никогда ничего. А ведь Владимир Петрович должен был хорошо зарабатывать, да и она тоже. Детей не было, они вдвоем в трехкомнатной квартире. Может, Владимир Петрович и сдал бы, только к нему никто никогда не обращался. Он держался отстраненно, рано уходил, поздно возвращался, ни с кем в подъезде не общался, правда, всегда был вежлив и корректен.

– А супруга как держалась?

– Ходила нос кверху, – сказала вторая соседка. – С соседями ругалась по малейшему поводу. Такое впечатление, что ей скандалы доставляли удовольствие. Один раз их сверху затопили, причем у людей трубу прорвало. Если бы сами кран оставили включенным – одно дело, а тут-то никто не виноват. То есть ЖЭК, который вовремя трубы не поменял. Ну орала она тогда… Ну грозила… Те соседи решили, что им проще ей ремонт оплатить, и оплатили, хотя ущерба-то особого не было. Люське самой давно пора было кухню в порядок приводить.

Мне привели еще несколько примеров, из которых можно было сделать однозначный вывод: супругу Владимира Петровича не любили, даже правильнее сказать, терпеть не могли. А к Владимиру Петровичу никак не относились – словно его и нет. Его и в самом деле большую часть времени дома не было, а когда был, носа из квартиры не высовывал. В магазины не ходил, в очередях не стоял. Стояла Люська – и всегда ругалась, причем и с продавцами, и с покупателями. Ее все продавцы в округе знали и предпочитали ей даже перевесить товар, чтобы не устроила очередной скандал.

Все соседи откровенно поразились, когда узнали, что она ушла от Владимира Петровича к другому мужчине. Узнали они это от сиделки, в роли которой выступала дальняя родственница, «очень приятная женщина», как мне ее охарактеризовали.

Соседи не могли понять, кто мог позариться на Люську. Она никогда не блистала красотой, а тут-то дело уже шло к шестидесяти! К тому же ужасный характер.

– Юленька, если вы его найдете, пожалуйста, позвоните нам и расскажите, кто такой, – попросили соседки. – Очень интересно.

– Юля, Паша! – крикнул нас в ту же минуту Андрей. – Идите сюда!

Мы зашли в комнату, которая явно служила бывшему хозяину кабинетом, и там нам показали «уголок химика». Я не знаю, как называется все это оборудование, но в бригаду специально был включен специалист, который сказал, что кое-что из приборов явно специально выписывалось из Германии. Сейчас, конечно, оборудование устарело, но лет десять, а то и семь назад это был самый писк.

– Оно дорогое? – уточнила я.

Мужчина кивнул.

– Племянничек мог подарить любимому дяде, – заметил еще один парень из следственной бригады.

Однако нигде в квартире не нашлось никаких реактивов, никаких растворов, никаких запаянных ампул с какими-нибудь веществами.

Родственница, ухаживавшая за Владимиром Петровичем до самой смерти, говорила и мне, и представителям органов, что ничего из квартиры не выбрасывала и никакие вещи не разбирала. Артем Фисташков запретил это делать, сказав, что квартира переходит супруге Владимира Петровича и он в ней ни на что не претендует.

– Вообще-то реактивы имеют срок годности, – заметил химик. – Наследница могла все выкинуть.

– Люська?! – хором воскликнули соседки. – Никогда!