Это был именно тот мужчина, о котором она мечтала, мужчина, ради которого она приехала в Англию, чтобы выйти за него замуж.
Аромат бергамота с оттенком сирени и садовой почвы наполнил все ее чувства. Затем девушка уже не ощущала никаких запахов, поскольку не могла ни дышать, ни думать. Поцелуй все длился и длился — нежный, настойчивый и волнующий. Спенсер до такой степени очаровал ее им, что она стала покорной рабыней его рта, умоляющей, чтобы это блаженство длилось вечно.
Но оно, конечно же, закончилось. И слишком быстро.
Виконт оторвался от нее с ничего не выражающими глазами. Он все еще продолжал удерживать Эбби за подбородок и находился достаточно близко, чтобы она ощущала на своем лице его быстрое, с ароматом кофе, дыхание.
— Удовлетворены? — спросил он резко, словно это было единственное, что ему удалось выдавить из себя.
— Это определенно не то слово, о котором я подумала. — Не тогда, когда ее сердце колотилось так сильно, что могло выпрыгнуть из груди, а мышцы, казалось, превратились в желе.
Неприкрытое желание отражалось на лице Спенсера, в то время как он сжал пальцы на ее подбородке.
— Я имел в виду – в достаточной ли степени я выполнил ваше условие?
— - Я — я… да. Кажется, что вы вполне можете выносить прикосновение ко мне.
— Милая, несмотря на то, что вы думаете, все же было бы лучше, если бы я не мог. — Виконт с сожалением рассматривал рот девушки, обводя большим пальцем контуры ее губ. — Вам может показаться, что это бы все осложнило, но для меня так было бы намного легче.
С этим загадочным комментарием Спенсер отпустил ее подбородок и отступил.
Когда его надменная маска сразу же вернулась на место, Эбби захотелось кричать. У него снова появилось то беспристрастное выражение лица, которое так выводило ее из себя. Но, не смотря на это, девушка все еще ощущала тепло его пальцев на своем подбородке, то, как он прикасался к ее губам и удовольствие, смешанное с мучительной болью в груди.
Может, она просто вообразила себе страсть за его поцелуем, эту нежность в каждом его прикосновении? Или еще хуже, неужели виконт был просто намного более искусным притворщиком, чем она себе представляла? Который же из мужчин был настоящим лордом Рейвенсвудом – дружелюбный англичанин, только что поцеловавший ее, или надменный незнакомец, который стоял перед нею теперь?
Так или иначе, поддержание этого фарса с браком теперь представлялось намного тяжелее, чем думала Эбби. Поскольку, если тот мужчина, который только что поцеловал ее, был настоящим, тогда она была в очень, очень большой беде.
Как бы то ни было, уже слишком поздно, чтобы отступать. Она выдвинула свое требование, он его удовлетворил, и теперь она должна была выполнить свою часть сделки.
— Присядьте, Эбби, — скомандовал Спенсер. — Мы должны многое обсудить.
Вопреки всему, по телу девушки пробежала нервная дрожь. Даже в Америке, он никогда не называл ее по имени. И хотя Эбби знала, что виконт сделал это только из–за их сделки, из его уст оно прозвучало так ласково и интимно, что сразу же напомнило девушке о только что пережитом поцелуе. Она покорно опустилась на скамью, с облегчением почувствовав твердую опору под своим дрожащим телом.
— Само собой разумеется, вам понадобятся платья, — начал он, — разнообразных цветов и из различных тканей также как и…
— Прошу прощения, но разве мне не следует продолжать носить траур?
Спенсер внимательно рассмотрел надетое на девушке платье, заставив ее смущенно поежиться под его оценивающим взглядом.
— Я не считаю унылый черный бомбазин подходящим нарядом пусть даже и для моей фиктивной жены.
— Ох. — Хотя Сенека в ней и восставала против того, чтобы носить траур так неестественно долго, Эбби все же это делала, так как это ожидали от нее все в Филадельфии. Разве англичане не поступили бы так же? — Вы уверены, что люди не станут думать, что я непочтительно отношусь к своему отцу, если слишком быстро сброшу траур?
— Нет, если они об этом не узнают. До их сведения о вашем отце дойдет только то, что я им расскажу, а я не собираюсь никого посвящать в то, что он умер совсем недавно. — Виконт улыбнулся. — Но если вы действительно хотите…
— Нет. — Затем, осознав, как бесчувственно это, должно быть, прозвучало, девушка добавила, — Среди народа моей мамы считают, что траур по любимым людям нужно носить только в течение десяти дней. Затем они устраивают праздник, чтобы проводить покойного. Даже когда умер мамин отец, она предпочла следовать традициям Сенеки. Она всегда говорила, что наилучший способ почитать мертвых — это прославлять жизнь.
— Она, должно быть, была очень мудрой женщиной.
Эбигейл улыбнулась.
— Да, именно такой она и была. И раз уж разговор зашел о моей матери, милорд…
— Вы не должны назвать меня «милордом», Эбби. Вы теперь моя жена, а не прислуга.
Ее удивило, что его высокомерная светлость не требовал, чтобы она не забывала разницу в их общественном положении.
— Тогда, как мне вас называть?