— А это не моя проблема, милая нимфа Лаэрли Астор, но решение могу подсказать. — Он указал на папку.
Я неохотно потянулась за ней. Рука предательски тряслась.
— Не пойми неправильно, — буркнула, — руки дрожат от ярости.
— Не сомневаюсь.
В первый момент, когда я пробежала быстрым взглядом по документу, вложенному в папку, решила, что из-за утренней мигрени помутилась рассудком. Внутри лежал договор о найме на работу Лаэрли Астор сроком на месяц. На вакансию любовницы. Сумма вознаграждения за оказанные услуги равнялась моему долгу. Вместе с уже выплаченными частями и даже немножко больше. Щедрость Соверена Гарда поражала в самое сердце.
Осторожно я закрыла папку и со злой иронией спросила:
— Почему только на месяц? Испытательный срок?
— Войдем во вкус — продлим.
— Зачем ты это делаешь, Соверен?
— Зачем? — с неискренней задумчивостью повторил он. — Не понимаешь?
— Не понимаю. — Брезгливо отброшенная папка проехалась по полированной крышке стола.
— Я хочу тебя.
— Да неужели?! — воскликнула я, но моментально прикусила язык, прикрыла глаза и медленно досчитала до пяти, чтобы сдержать клокотавший в груди гнев. Помогло слабенько.
— Я пришел к тебе и попытался быть честным. Ты испугалась, что тебя осудят, если согласишься сразу? — Очевидно, что риторический вопрос ответа не требовал, в голове Соверена головоломка «Лаэрли Астор» уже сложилась воедино, пусть она и походила на отражение в кривом зеркале. — Ты хотела играть, я играл. Но мне наскучило, и я купил тебя.
— По-твоему, я что, корова, чтобы меня покупать?! — искренне вознегодовала я.
— А со стариком Гилбертом ты не колебалась. Его жену до сих пор перекашивает при одном упоминании твоего имени. Забавная история.
Он говорил, а в глазах стоял лед. Похоже, ничего забавного в истории он не находил. Впрочем, как и я. Не сделавший ничего плохого, не обязан оправдываться или доказывать людям, что он не хитрая жадная горгулья. Тогда почему так сильно, до глубины души ранило, что Соверен Гард считал меня продажной девкой?
Я никогда не была ничьей любовницей, не выманивала обманом деньги. Бог мой, да я хранила невинность для мужа и каждый месяц отдавала половину жалования в счет погашения долга, спасшего жизнь Трэну. Хоть нимб над головой зажигай и причисляй к лику святых!
— То есть… — голос сел. — Ты посмел собрать на меня досье, обнаружил уязвимое место и воспользовался этим?
— Из твоих уст это звучит так, будто я тебя принуждаю.
— Разве нет?
— Ну, я никогда не записывался в хорошие люди. — Он улыбнулся, сверкнув ненавистными ямочками, совершенно неподходящими негодяю. — Если тебе проще согласиться, сделав вид, будто я тебя принудил. Хорошо, я не против. Подумай, Лаэрли, это отличная сделка. Лучше, чем та, которую ты заключала с Гилбертом. По крайней мере, в конце я не попрошу возвращать этих денег и помогу решить твои проблемы.
— Ты все время машешь у меня перед носом решением каких-то проблем, как призрачной морковкой, — скривила я губы, — но, если вдуматься, то до твоего появления у меня и проблем-то не было.
— А племянница в сиротском приюте? — быстро переспросил он, без колебаний ударив в болевую точку.
— И что, ее ты тоже купишь? — со злостью спросила я.
— Хочешь?
Я резко поднялась со стула, схватила ридикюль и, громко стуча каблуками, направилась к двери.
— Лаэрли, — мягко позвал он, сама не пойму, зачем обернулась, — когда ты успела воспитать в себе гордость? Год назад? Два года назад?
— Соверен, — с трудом изобразила я улыбку, — провались-ка ты в ад! И договор свой прихватить не забудь.
Хотела поступить, как воспитанный человек, тихо и оскорбленно закрыть дверь, но от злости шарахнула так, что у секретаря выпали из рук папки. Странно, как на окнах не задрожали стекла.
Когда Рута, с потрепанным любовным романом лежавшая на диване, увидела меня входящей в гостиную, то охнула, вернее, проскрипела хриплым, как несмазанные полозья, голосом:
— Ты рано.
— Показ! — простонала я и рухнула на жалобно скрипнувший диван, едва не придавив подруге ноги. — Я совершенно забыла об утреннем показе!
После целой ночи проветривания в комнате стоял собачий холод. В воздухе все еще витал горьковатый запах горелого чая, и затаившаяся в основании черепа мигрень, снова вернулась. Виски немедленно заломило.
— Господи, что такого случилось в монетном дворе, если ты даже про работу забыла? — удивилась подруга. — Они хотят, чтобы ты оплатила остаток?
— Нет, Рута, — покачала я головой. — Они продали мой долг.
— Кому? — округлила глаза цветочная фея.
— Соверену Гарду.
— Уф, — вздохнула она и откинулась на подушку. — Не зря я вчера жгла чай! Видишь, как повезло. Поздравляю подруга, ему эти деньги, как медяшка. Надо же! Выглядит полным кретином, а — поди ж — хороший парень.
— Да, хороший парень предложил мне расплатиться телом.
— А?
— Составил контракт на вакантную должность любовницы, — бесцветным голосом рассказала я, вперив взгляд в разноцветные гравированные карточки в рамках, расставленные на крышке комода. — Он узнал об истории с Гилбертом.
— Но вы с Гилбертом Эммотом не были любовниками!
— Да, но Соверен-то об этом не знает.