Выход

И также заранее прошу простить за излишнее разъяснение рядовых, кому-то может так показаться, вещей (того требует необходимость разложить все по полочкам) и лишенную постоянства манеру изложения. Когда-то она будет навевать – настойчиво и с болезненным упрямством бьющегося в истерике ребенка из-за некупивших избаловавшими раннее его и теперь-таки сумевшими сказать нет перед грозящей от все потакающего воспитания катастрофе родителями понравившуюся ему игрушку – на образ дрейфующей по скачущим в едином порыве наперегонки или же стелющимся слоями друг на друга волнах захватившего горизонт в заложники океана бутылке, которая, непонятно, приплывет ли куда и содержит ли вообще послание. А когда-то на отбившуюся от рук под всеохватным прицелом темноты помещения, где свет приказал долго жить, отчего она и вынуждена сбивать ритм биения шага, коему дальше путь заказан, бутылку, о которую только и делают, что спотыкаются.

А теперь слово предоставляется памяти, прошу-с.

* * *

Я, как недавно указывалось четким и разборчивым текстом на этикетке с крышкой, была выдувана такого-то числа такого-то месяца такого-то года.

Поначалу мой словарный запас был ограничен преимущественно информацией, напечатанной на красном и когда-то тесно облегавшем меня поясе, а для того чтобы в совершенстве овладеть языкознанием (до чего же слово дискриминирующее!) пришлось обратиться в слух к человеку. Немалую руку к этому приложили грузчики со склада, где я недолго коротала время, перед тем как прибыть и утвердиться на полке супермаркета (к слову, новым выражениям, что успела от них поднабраться, я не особо горжусь).

Информация, что покрывает мою органическую плоть, это и букварь, по которому я училась говорить, и священный текст, суть которого в особых маркировках, они же заповеди. У каждого разнится их количество; в моем случае таинство сих правил скрыто за тремя печатями.

Люди их видят, но по естественной для человека рассеянности не придают им значения. Не помешает, конечно, – выйдет из этого толк или нет, – перезнакомить их с ними, дабы восполнить пробел в знаниях, – но вот надолго ли их хватит?

Первая заповедь гласит: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое» – и обозначается минималистическим изображением бокала с вилкой. Смысл ее в том, что она указывает истинную цель, ради которой ты прибыла в этом мир, а именно: служить человеку, нашему богу и создателю, сосудом для нектара или амброзии в угоду его долгой и вкусной жизни. Ведь не кто иной, как он, создал нас для рта своего – и продолжает это делать, погоняя самого себя, будто со дня на день на мир обещает обрушиться эпидемия, – а там и до голода недалеко (ибо не насыщается он), поэтому запасов должно быть впрок.

В первый день человеки создали потолок, пол и стены и отделили свет от тьмы; на второй день создали твердь посреди склада и назвали твердь конвейером; на третий – ленту, транспортирующую товар; на четвертый – освещение; на пятый – товары без маркировки; наконец, на шестой – товары, наделенные сознанием. И совершив к седьмому дню все дела свои, боги почувствовали нужду в отдыхе и потому задумали этот день таковым, чтобы ничто не отвлекало их от служащих для утоления голода и жажды еды и напитков. Так гласит (приближенная к современным реалиям) история нашего сотворения, которую мы передаем из поколения в поколение; при этом большинство сходится на том, что в первой версии зарождения фигурировала гончарня, но не утихают и теории о верстаке, кузнице и бочарне (естественно, что за каждым из вариантов стоят те, кто в этом лично более всего заинтересован – будто от того, что их род, назовем его так, поблагороднее, нежели остальные, их сегодняшняя жизнь покроется иным смыслом).

Вторая заповедь звучит как «Конец уготован для всех, кто на земле обитает» и готовит к неминуемой смерти посредством рисунка бога, распростершего длань над предназначенным для очищения мира ящиком, источником скопления отжившей свое утвари. Может быть, она, заповедь, и содержит в себе хороший посыл – довольно-таки отрезвляющий, надо признать, – но и в заблуждение вводит многих. Те, кого человеческая рука не потрудилась утилизировать по всем правилам и обрекла на существование на грязных улицах, многое могли бы сказать на сей счет. А не отмеченным сим знаком видится в том милость божья, которая, в их представлении, обещает избавление от душевных страданий. Ибо не каждому достает стойкости обращать внимание на наполненную урну – хранилище, из которого редко удается услышать речь здравого и смирившегося со своей участью товара, – поскольку она обычно полнится траурной тишиной по истраченной жизни.

С этого места я могу с уверенностью гарантировать, что, если бы на двух вышеперечисленных заповедях зиждилась вся наша вера, мы бы, не раздумывая, послали ее к черту. Но на то и существует третья, дабы воспрепятствовать повальному вероотступничеству.