Выход 493

Сердце у Андрея чуть не вырывалось из груди. Он соскользнул со скамьи и встал на колени перед прямоугольником большого иллюминатора, голодными глазами поглощая остатки цивилизации, силясь не упустить ничего, что появлялось за бортом «Монстра». Завороженно, как ребенок в кукольном театре, он любовался бликами заходящего солнца, игриво скачущими по мраморным плитам, заискивающе отражающимися в рассыпанных бисером осколках стекла, подмигивающих ему, заставляя жмуриться и радостно улыбаться.

Он настолько ушел в себя, настолько отключился, упиваясь тем, о чем мечтал всю свою сознательную жизнь — посмотреть, каков он, этот верхний мир, — что даже не понял, когда алая штанина и сделанная из кожи туфля оказались возле его лица.

— Что, боец, любуешься?! — На лице Бешеного не оставалось и следа от лучезарной улыбки, и Андрей вдруг понял, что ошибочно принимал этого чудаковатого сталкера за добряка. — Ну-ка сядь!

«Черт, а умело прикидывался дружелюбным», — подумал Андрей.

— Так я ж это… — послушно садясь на место, выдумывал оправдание он. — Веду наблюдение.

— Наблюдение вести с места! — сердито ткнул пальцем в приклеенную к борту инструкцию Бешеный. — К иллюминаторам не приближаться. Что еще не понятно?!

— Да все понятно, товарищ Бешеный, — украдкой заглядывая в манящий иллюминатор, сказал Андрей, — но мы ведь… первый раз. Интересно же.

— Еще раз подойдешь к окну — получишь по башке, — бесцеремонно отрубил сталкер. — Усек? А вообще, вы еще не на дежурстве, какого бы лёва вам не отбросить на этой скамье костыли и не подрыхнуть, пока есть такая возможность?

— Как же тут уснешь, товарищ Бешеный? — округлившимися глазами взглянул на него рыжий. — Мы же никогда еще не видели…

— Еще насмотритесь, — перебил его сталкер. — Было б на что смотреть. А ты, — он ткнул пальцем в сторону Андрея, — выучи инструкцию наизусть, понял? Я позже спрошу.

Андрей кивнул и, проследив, как тот с какой-то нечеловеческой, звериной гибкостью проскользнул обратно через люк в кабину, с досадой стукнул кулаком по подлокотнику. Черт, как же жаль, что этот необычный человек без имени (а может, у него и было имя, но никто его не знал) не всегда такой улыбчивый и добрый. Хотя говорили, что он был таким всегда. Странным. Будто скрывался под его оболочкой и не человек вовсе, а существо какое-то несусветное, умело выдающее себя за человека. Но думать о нем сейчас Андрею не хотелось.

— Глянь, — подбил его локтем Саша, кивнув на иллюминатор со своей стороны.

Андрей повернул голову и едва сдержался, чтоб снова не прильнуть к запыленному иллюминатору, забыв о предостережениях Бешеного и рискуя схлопотать по башке.

На его лице растянулась широкая глупая улыбка. Там, вдали, на краю, как ему казалось, земли, где городские постройки сменялись небесным навесом, сквозь сизую пелену косматых, рваных туч и угрюмых высоток пробивалось необычайное сияние. Не яркое, но достаточно сильное, чтобы дырявить непроглядную серость веером багровых лучей и разрывать ее по живому, открывая темно-красную горбатую рану на горизонте.

— Солнце, — протянул Саша, не в силах оторваться от чарующего явления.

— Закат, — уточнил Андрей.

— Вот ведь здорово, да? Так бы и смотрел на это всю жизнь, — вздохнул Саша. — Жаль, что из Укрытия этого не увидеть. Брату показал бы.

— Да. Жаль, — согласился Андрей, когда машины свернули в сторону и закат остался позади, более не видимый в боковых иллюминаторах.

Машина набирала скорость. Выбравшись на одну из главных улиц Киева, улицу Богдана Хмельницкого — проезженную, свободную от ржавых остовов автомобилей и бетонных обломков (заслуга «Чистильщика»), Тюремщик пришпорил «Монстра», наслаждаясь тем, как охотно тот реагирует на его потяжелевший ботинок. Стрелка спидометра плавно подползала к отметке «60». Это был его любимый отрезок пути: прямая как стрела дорога так и подстегивала вдавить педаль акселератора поглубже, обойти семенящую впереди «Бессонницу», грозно шествующего во главе «Чистильщика» и сломя голову ринуться в сгущающиеся сумерки, удирая от смертоносных лучей заходящего солнца. Но, к превеликому сожалению, правила движения в колонне, о которых Крысолов напомнил перед выездом, это запрещали: никаких обгонов, никакого лихачества.

«За что я и ненавижу эти гребаные кортежи», — подумал Тюремщик.

Закат во всей своей угрожающе-восхитительной красоте остался позади, постепенно сдавая позицию неизбежным сумеркам, воротам ночи.

— Что б такое включить? — поинтересовался Бешеный у небрежно держащего руль одной левой Тюремщика, выложив себе на колени с десяток плоских пластмассовых коробочек.

— На твое усмотрение, — отмахнулся Тюремщик. — Мне сейчас все будет по душе.

— Ладно. Тогда что желаем больше? Поплакать? — Он взмахнул перед лицом Тюремщика коробочкой с надписью Within Temptation, насколько успел прочитать Андрей. — Посмеяться? — Мелькнули надписи «Король и Шут» и «Сектор Газа». — Может, покричать? — Остроконечные буквы «Ария». — Или по тяжелячку пройдемся? — задумался Бешеный, рассматривая рисунки на коробках с надписями Fear Factory, Marilyn Manson и Soulfly.