Выход 493

— Да нет, просто на улицу высовываться как-то не особо…

— Только не задерживайся там, ладно? — наклонившись над стойкой, сказал ему вслед Крысолов и посмотрел на Секача. — Так, парню больше не наливать.

— А я что? — округлил глаза Секач. — Это ж ты наливаешь. Коньячок хороший, хоть и в градусах немного потерял. И чего ты стоишь, ждешь? Что, больше ничего налить нет?

Крысолов хохотнул и как-то украдкой потянул с зеркальной полки вторую бутылку армянского коньяка.

— Для хороших людей всегда найдется, — с хитрой улыбкой на лице ответил он, и снова ввинтил в пробку блестящую спираль штопора.

Лек вынул из кармана предусмотрительно прихваченный из «Разведчика» фонарик, включил, пошарил круглым пятном света по покрытым зеленоватыми плесневелыми пятнами белым стенам и поймал себя на нелепой мысли, что коридор кажется ему чересчур длинным и темным, как для небольшого кафе. Возможно, при дневном освещении он не казался бы ему таким длинным, но в густой темноте, неохотно расступающейся перед лучом фонаря, коридор выглядел как укрытский тоннель. Странным показалось Леку и то, что вдоль него не было ни одной двери — вообще ничего, пустые стены и всего пара искусственных растений в кашпо. И если бы в шагах десяти впереди, он не упирался бы в коридор, идущий перпендикулярно, можно было и вправду подумать, что он ведет в кроличью нору.

Освещая потемневшие, желтые коридорных обои, Лек беззвучно ступал по мягкому ковру, стараясь думать о чем-то приятном. О девушке, с которой он познакомился в прошлый четверг в клубе «Нуклид» — как ж то ее звали, черт?!! — или о своем последнем дне рождения, когда он с друзьями напились до свинячего визга, а дежурный патруль поймал их и упек в карцер… Но пройдя всего лишь полпути, Лек остановился и понял, что воспоминания не действуют — едва только свет от подвешенного на держатель для фужеров светильника перестал падать на стены и темнота сомкнулась у Лека за спиной, искать туалет ему совсем перехотелось. Даже выпитое спиртное просочилось сквозь него, как сквозь марлю, не оставив и тени от былой уверенности в себе. Говоря на чистоту, он даже подумывал о возврате обратно к стойке, ощутив как спина начинает медленно покрываться инеем, но тут же пристыдил себя, обвинив в малодушии и представив насмехающуюся физиономию Крысолова.

Протер закрывающую пустую глазницу резиновую заглушку, будто это могло ему чем-то помочь, и решительно преодолел остаток коридора в несколько больших, уверенных шагов. Осмотревшись, он нашел то, что искал — к стене была приколочена табличка с надписью «Туалет» и стрелочкой, указывающей направо.

Облегченно вздохнув, будто если бы там не было бы туалета, то ему пришлось бы умереть от разрыва мочевого пузыря, Лек ступил на перпендикулярный коридор и осторожно перевел влево свет фонаря. Заглянул в зал без дверей, где стояли большие металлические столы, секции с посудой и столовыми принадлежностями, а в конце было несколько больших проржавелых холодильников. Потом быстро переметнул луч фонаря вправо и осветил уходящий вдаль коридор с несколькими дверями по одну сторону, и одной по другую. Присмотрелся. Судя по табличкам на дверях с левой стороны, там располагались кладовая и подсобка. На той же, что была единственной справа, слегка приоткрытой, поблескивала золотистая табличка «Заведующий».

Ступая тихо, как кошка, Лек подошел к ней и, легонечко прикоснувшись к ней пальцами, толкнул. Старые петли поддавались неохотно, и ему пришлось удвоить силу. Он не понимал, откуда у него взялось это желание, посмотреть, что там — в кабинете заведующего — но едва дверь отворилась на четверть, как это желание быстро перетекло в другое — делать отсюда ко всем чертям ноги, и если уж воспитание не позволяет ему помочиться в углу, то сделать это в освободившуюся от коньяка бутылку. Но только не искать эти чертовы писсуары!

В небольшом, скромно обставленном кое-какой мебелью квадратном кабинете без окон, за столом в кресле сидел человек, одетый в черный деловой костюм с галстуком, из-под которого проглядывала посеревшая рубашка и завязанный на широкий узел галстук. Это был не скелет тридцатилетней давности, обтянутый словно пергаментом, сохранившим сходство с живым человеком, а именно человек. Возможно, не совсем живой, поскольку бледная кожа, кое-где запятнанная синевато-коричневыми неровными кругами и загрубелые пальцы указывали на давно наступившую фазу трупной окоченелости, но даже если и так, то умер он не далее, как на прошлой неделе. Его голова была откинута назад, и если бы не абрис угловатого подбородка, поросшего густой, черной щетиной, можно было бы подумать, что у этого человека нет головы вовсе. Одна рука у него лежала на столе, зажав скомканный лист бумаги, вторая же безвольно свисала, и первая трезвая мысль, проскочившая в сознании Лека, звучала примерно так: «В той руке он держит пистолет».