Объятый неистовым желанием, он все сильнее стискивал Юлю в объятиях, все сильнее целовал, будто пытаясь втянуть ее в себя. Девушка издала приглушенный сладострастный стон, не переставая ласкать Андрея. Не в силах более выносить сладкую муку нежных прикосновений ее пальчиков, юноша чуть отстранился и, с утроенной страстью силой рванул на ней китель, так что пуговицы разлетелись по всему отсеку. Оставалась еще майка, покрывающая две полусферы. Андрей ухватился за бретельки, силой потянул на себя и тонкая ткань с треском разошлась. Случайно сорвал с шеи жетон на серебряной цепочке, но она не обратила на это никакого внимания.
Восклицать «о, Боже!» ему хотелось постоянно и безостановочно. Ее грудь, плотная, азартно вздернутая вверх тут же оказалась в его руках и он почувствовал, как ее тело пробивает мелкая дрожь. Он гладил, мял ее, целовал, пока не почувствовал, что она толкает его на каталку. О, да… Не прекращая целовать торчащие соски, он позволил уложить себя на каталку и накрыть себя трепещущим телом.
В какой-то миг он почувствовал, как внизу помокрело, но они не обратили на это никакого внимания. Все это было верхом блаженства, который только можно было себе представить, до тех пор, пока он не почувствовал, что-то лишнее. Что-то щекочет его язык, щеки, не дает открыть веки… Колкий ужас вдруг обуял им и уже в следующий миг он завопил как сумасшедший, принявшись размахивать руками, извиваться. В конце концов ухватившись за какой-то отвратительный, скользкий отросток, Андрей стянул со своего лица ослабевшее, а скорее всего умершее существо — то самое, которое на него положил Михалыч. С отвращением отбросил его в сторону, ощущая дурной привкус во рту. Затем поднялся с операционного стола и посмотрел на свое ложе.
Значит, все-таки сон…
— Очухался? — послышался насмешливый голос Мыхалыча. — Ну и как?
— Неплохо, — переводя дыхание, опершись на свою каталку, ответил Андрей. Это было поразительное ощущение: его лицо посвежело, мышцы тела набрались новой силой.
— Ну, вот. А ты говорил «врач, врач». Это Юленьке скажи спасибо, когда вернется — последнего «осьминога» на тебя не пожалела. А сны он хорошие подсылает, правда? — заговорщицки подмигнул Михалыч, покосившись на темное пятно чуть пониже ширинки, заставив Андрея густо покраснеть щеками. — Хитрые твари. Мне вон, что не раз, то вареники домашние навеивает. Просыпаешься, а в желудке марш. Кстати, есть не хочешь?
Но есть Андрею совсем не хотелось. Он думал о Юлии, все прокручивал в голове видение и чувствовал, как сердце бьется все сильнее и сильнее. Рассеяно блуждавший по отсеку взгляд Андрея вдруг зацепился за что-то блестевшее на полу возле колеса каталки. Присмотревшись, парень обнаружил, что это пуговицы с кителя, а рядом с ними обрывок цепочки с кулоном в виде кольца с расправленными внутри крыльями.
Дорожное полотно, успевшее за три с половиной десятилетия отвыкнуть от каких-либо нагрузок и смириться с теми обездвиженными грудами железа, что достались ей от «ядерного мая», в эту минуту дрожало и покрывалось паутинными трещинами под весом трех тяжелых машин. Для нее — давно не вкушавшей такого кайфа шестиполосной магистрали, это было сродни массажу, разминающему старые кости и заставляющему кровь течь быстрее.
В прожекторах уже не было никакой нужды — утреннее зарево достаточно освещало дорогу. Отчаянно стремясь спастись, экипажи машин, не сбавляя скорости, мчались сквозь прогнившие остовы легковушек, словно обезумевший бизон, расталкивая, сминая или подкидывая их в воздух.
С открытыми на всю дроссельными заслонками и вдавленными в пол педалями акселераторов, они неслись во весь опор, наперегонки с неумолимо наматывающей круг за кругом злокозненной секундной стрелкой. Неслись как угорелые, выжимая из старых двигателей последние силы.
Но время у них явно выигрывало.
— Елки, ну и где этот Яготин?! — остервенело переключая передачи, прогудел Секач. — Ты же еще полчаса назад говорил, что до него всего пять километров!
— Не мандражуй, Секач, успеем, — уверенно, будто это он решал, когда солнцу взойти и когда садиться, сказал Крысолов. — Если бы не чертов блокпост, давно уже прибыли бы на место — от Березани до Яготина всего же тридцать километров пути.
— А если не успеем, Кирилл? Может, мы уже его проехали?
— Серега, ты, главное, не наводи тоску, ладно? А то ты как скажешь свое «может», так и жить больше не хочется. Не проехали мы, вон за тем поворотом должен быть перекресток.