Выход А

– Могу. Но не хочу, – сказала тетя Света спокойно. – Дядя Слава столько лет не разговаривал с отцом, а потом они умерли с разницей в два года. Так глупо! Мне уже хочется, чтобы эта дурацкая квартира принесла хоть кому-то хоть какую-то радость. Как будто они взяли и помирились. Как будто живы. Славка жив…

Я поняла, что стою такая гордая у лифта, пока женщина, которая никогда не перестанет плакать по умершему мужу, разными способами уговаривает меня принять от нее дорогущий подарок. Лифт опять уехал.

– Для начала надо прибраться и пересчитать комнаты, – сказала я и шагнула обратно в квартиру. – Их тут, на первый взгляд, штук пятьдесят. Хорошо, нам с Кузей как раз хватит. Не знаете, у художника Шишкина был веник? Или, может, большая кисть, которой можно выметать мусор? Чтобы перевезти сюда свое барахло, придется немного сократить количество подрамников на квадратный сантиметр.

– Вот и хорошо, – сказала тетя Света и обняла меня. – Вот и славно.

3. Перевод продукта

Наступил июль. Стояла приятная жара с ветерком, мыть окна в Нехорошей квартире было очень удобно. Окон было много и выходили они и во двор, к колоколам церковной общины, и на Земляной Вал. Я открывала их настежь, вставала на широченные подоконники, брызгала на стекла суперсовременным средством и потом вытирала старыми газетами, которых в квартире обнаружилось даже больше, чем подрамников. Иногда я выходила на балкон, под которым гудело Садовое, и читала там желтую в самом прямом смысле, от времени, прессу – о том, как хорошо советским гражданам, а американскому народу, наоборот, плохо, о том, как решения правительства претворяются в жизнь, а надои неуклонно растут. Все в рамках курса на импортозамещение, будто сегодня напечатано. Потом я уставала мыть окна и шла есть клубнику из старенького холодильника. Холодильник чудесным образом удалось, пусть и не сразу, включить, он оказался темпераментным и служил мне с благодарностью и рвением. Иногда, особенно ночами, он, видимо, пытался выйти в космос – трясся и гудел всеми моторами, только что лампочки не мигали. Зато мне не было одиноко. Мы с квартирой вообще как-то быстро подружились. Я ее отмыла, выбросила тонну хлама, переставила легкую мебель, а с тяжелой стерла пыль. Жила я, правда, пока только в кухне и примыкающей к ней маленькой спальне, которую сразу себе выбрала. Там была большая торжественная кровать с шишечками и исправные часы с кукушкой, а что человеку еще надо? Остальные комнаты я так и не пересчитала. Они шли веером вокруг просторного холла, который условно делил квартиру на правую сторону – окнами во двор и левую – окнами в город. Все комнаты были разного размера, с произвольным количеством углов. Попадались и тайные, прикрытые дверями и занавесками. В одной такой – видимо, гардеробной – качались штук тридцать деревянных вешалок, в другой – я назвала ее кастрюльной – громоздилась на полках посуда. А считать ли полноценной комнатой маленький треугольный закуток между прихожей и холлом? Неизвестно. Кузе я решила предоставить взрослый выбор – пусть потом сам скажет, в какой комнате хочет жить, а пока с ним о переезде и разводе трусливо не разговаривала, ждала подходящего момента или окончания лета, что наступит раньше.

Вещи из уркиной квартиры мне привезли настоящие грузчики – я, как большая, заказала «газель» со скидкой. Коробки стояли в гостиной, у балконной двери. Я развесила верхнюю одежду в гардеробной, поставила зеленую кастрюлю в кастрюльную, а свою старую турку – на плиту. Заселять квартиру активнее пока стеснялась. Одно дело вымыть пол, другое – расставлять сувениры на полках. Мне казалось, не стоит злоупотреблять гостеприимством, потому и новоселья не устраивала. Впрочем, устраивать его было особенно и не с кем. У всех вокруг кипела новая жизнь – у кого в Питере, у кого во Флоренции, а у кого и в Москве, но в совершенно новой системе координат. Я почти не виделась со старыми знакомыми, только переписывалась в мессенджерах. Однажды столкнулась у Курского вокзала с Колей и Лелей, уже весьма беременными. Мы едва перекинулись парой слов, они спешили на электричку и хотели еще забежать за пончиками. Мне показалось, они выглядят счастливее, чем во времена Бука, и я расстроилась. Получается, закрытие нашего журнала всем, кроме меня, пошло только на пользу и принесло захватывающие перспективы. Лисицкая вон зарабатывает в два раза больше, чем раньше, несмотря на кризис, у Майки любовь, у Коли с Лелей ребенок, одна я в разводе и у разбитого корыта – зеленой кастрюли. Потом я устыдилась этих мыслей, но избавиться от них насовсем не получалось.