— Варе нужна моральная поддержка семьи.
— Варвара уехала из Дольска, никому ничего не сказав. Она даже ни разу за все это время не позвонила матери.
— Наверное, я зря завела этот разговор. Извините, что отвлекла. — Я повернулась, чтобы пойти к своей машине.
— Татьяна, постойте! — задержал меня Котляров. — Вы сказали, что Варя не совершала того, в чем ее обвиняют…
— Если хотите, я поделюсь с вами результатами своего расследования.
— Не здесь. — Сергей Николаевич оглянулся на храм. — Вы можете пойти со мной?
— Куда? В церковь?
— Нет, к нам домой. Моя жена слегла, узнав, что в понедельник будут судить Варвару. Она до последнего надеялась, что следователь во всем разберется и отпустит ее. Но сегодня к нам пришел участковый и сказал, что следствие закончено. Нашу дочь, нашу среднюю дочь, — конкретизировал Котляров, — будут судить по страшной статье. Это стало для Любаши ударом. Татьяна, я хочу, чтобы вы рассказали моей супруге о результатах своего расследования. Я уверен, как только она узнает, что Варя не совершала того ужасного преступления, ей сразу же полегчает.
— Хорошо, — кивнула я, — я поговорю с вашей женой.
— Мне надо сначала закрыть храм.
— Я подожду вас в машине, — я указала рукой на красный «Ситроен».
— Дочь моя, — обратился ко мне отец Пахомий, проводивший свою прихожанку до ворот, — могу я чем-то помочь?
К разговору со священником я была совершенно не готова. Он смотрел на меня такими проникновенными глазами, что промолчать было невозможно.
— Скажите, а все грехи можно простить?
— Я бы не стал ставить вопрос именно так. Важно не столько то, какой грех совершен, а насколько человек, допустивший его, раскаялся в нем и предпринял ли он что-то, дабы исправить последствия своего грехопадения.
Я попыталась примерить услышанное, но не на себя, а на Варвару. А вот отец Пахомий решил, что я имела в виду свои грехи.
— Подумай об этом, дочь моя, и, как будешь готова, приходи исповедоваться и причащаться.
— Обязательно подумаю, — пообещала я и пошла к своей машине.
Минут через десять Сергей Николаевич сел в кресло переднего пассажира и стал объяснять мне, куда ехать. После этого в салоне моего авто поселилась тишина. Котляров с самым глубокомысленным видом смотрел вперед, но о чем именно он думал, для меня оставалось загадкой. Я же анализировала, о чем можно говорить его супруге, а о чем следует промолчать.
Сергей Николаевич тихонько постучал в дверь, настолько тихо, что мне показалось — его вряд ли кто-то услышит. Но я ошиблась — нам открыл Петя. Он поздоровался со мной так, будто мы с ним видимся впервые.
— Как мама? — спросил сына Котляров.
— Недавно проснулась. Нина сидит рядом с ней.
— А ты чем занимаешься?
— Псалтырь читал в своей комнате, — сказал Петя, глядя в пол.
— Молодец, — похвалил его Сергей Николаевич, приняв ответ младшего сына на веру. Мне же почему-то показалось, что он соврал. — Можешь погулять.
— Я лучше к Сережке пойду.
— Не возражаю. Пойдемте, Татьяна! Сюда! — Котляров остановился в дверях спальни. — Не спишь, Любаша?
— Нет.
— А я кое-кого тебе привел. — Хозяин дома посторонился, чтобы его супруга смогла меня увидеть.
Шагнув вперед, я заметила, как резко изменилось выражение лица женщины, лежавшей на кровати. Надежда сменилась разочарованием.
— Вы доктор? — спросила она и, не дождавшись ответа, грустно проговорила: — Были у меня уже доктора, да что толку?
Я запоздало увидела Нину, сидящую в углу комнаты с пяльцами в руках. Она выглядела растерянной. Наверное, пыталась понять, зачем отец привел меня сюда.
— Нет, Любаша, это не доктор, а — частный детектив.
— Кто-кто? — почти не шевеля губами, переспросила Любовь Тимофеевна.
— Частный детектив, и она может рассказать нам о Варе.
— Мне выйти? — Нина, отложив вышивку, поднялась со стула.
— Займись ужином, — отец сразу же нашел младшей дочери занятие.
— Хорошо, — безропотно ответила девушка и, не поднимая на меня глаз, вышла из родительской спальни.
Такой покорной я Нину еще не видела.
— Сережа, я не могу поверить. — Хозяйка попыталась подняться.
— Лежи, лежи, Любаша. — Котляров поправил жене подушку. — Да, мы будем говорить о Варваре. Это важно. Татьяна, берите стул, садитесь сюда, поближе к кровати, и рассказывайте.
Я не смогла устроиться прямо у изголовья больной. Близкое расстояние предполагает полное откровение, которое было в данной ситуации не позволительно. Нет, врать я не собиралась, но кое-что утаить мне все-таки предстояло. Поставив стул в метре от кровати, я повесила на спинку сумку, села и сразу же приступила к рассказу:
— Ко мне обратились соседи Вари по съемной квартире. Они узнали, в чем ее обвиняют, не поверили в это и решили с моей помощью установить истину. — Я сознательно избегала слова «убийство». — Не знаю, стоит ли вам пошагово рассказывать, как я выполняла свою работу…
— Не стоит, — ответил за супругу Сергей Николаевич. — Я только хотел уточнить кое-что. Вы сказали «соседи». Речь идет о мужчинах?