Летное поле постоянно заносило снегом, и тогда приходилось расчищать длинную и широкую взлетную полосу. Вся техника - лопаты. Тут тоже на подмогу нам приходили жители села. И случилась трагедия...
Возвращались с задания Вася Шумов и Петя Откидач. Оба хотя и легко, но раненные. А мороз сильный, и на высоте, хоть минуту промешкай, им и вовсе гибель. Поэтому с ходу пошли на посадку. В это время на взлетной полосе шуровали лопатами и мы, и жители села. Большинство, сообразив, в чем дело, попрыгали в сугроб, в сторону от полосы, а две женщины, словно обезумев, бросились со всех ног вдоль нее. Первым сел Вася Шумов. Самолет его катился на лыжах, тормозить нечем, и в сторону не свернешь. Одна из женщин попала под винт... О господи, сколько смертей видел, сам под смертью ходил, но даже сейчас - закрою глаза - встает передо мной эта картина!
Читатель, может быть, так подумает: если самому муторно, так что же пишешь об этом? А потому, что пишу - о войне. Она не черная, она не белая, она всякая. И всякую ее знать нужно. Зачем? Отвечу просто: чтобы умели люди радоваться, радость находить и беречь! Потому что, хоть и психологи, и писатели известные пишут авторитетно: мол, страдания очищают душу, никак мне с этим не хочется соглашаться. Ломают они душу, тупой она становится. Словно бы в спячку впадает, в анабиоз. Тело из анабиоза врачи научились вытаскивать, а душу кто вытащит? Есть такие пилюли-уколы?
Двадцать миллионов (теперь-то правду начинают говорить: не двадцать, а гораздо больше) убитых было у нас во время войны. Это тех, кто с жизнью расстался. А тех сколько, у кого души ломаны-переломаны? Мы знаем и о банде "Черная кошка", в которой немало фронтовиков было, слышали и о летчике, что Золотую Звезду Героя на базаре пропил, но его надо было срочно в президиум посадить, и, пока он холодной водой и рассолом в себя приводили, местный умелец из тюбика зубной пасты быстренько соорудил муляж Золотой Звезды. Так и сидел летчик в президиуме, и букеты принимал... Не хочу оправдывать этих людей, но и судить, считаю, не имею права.
Потому и рассказываю о той войне, которая душу убивали, тупым человека делала. Представьте себе госпиталь, раненныx сотни, операция за операцией, хирурги солдатские тела кромсают. Выходит из операционной палатки санитарки, IВ ведре руки - ноги человеческие выносит, а сама на ходу сухарь жует. Дикость, скажете? Но ведь было! Это хуже - отупелость.
Больше того скажу (хотя, наверное, это такая откровенность, за черту которой и переступать-то страшно): привыкали мы и к гибели товарищей своих. На нарах мы спали по четверо. А вот завтра нас уже трое, а послезавтра - Двое! И ведь спали, и храпели, и сны видели! Но и это можно понять: если б только и делали, что скорбели, какие мы вояки были бы? Тут - война, она и вырабатывает этот страшный иммунитет. Только иммунитет тот пострашней, чем водка или наркотики. Да что тут говорить...
Летчиков посылали, как правило, на разведку и штурмовку в район Изюма, Красного Лимана, Славянска, Краматорска, Артемовска. Если удары наносились внезапно, то потери противник нес немалые. Но редко такое бывало. Стоило "ишакам" пойти на снижение, немцы открывали огонь из всех видов оружия. А вся защита "ишаков" - те метры воздуха, что между самолетом и тем, кто стреляет по нему.
Как мы ждали возвращения летчиков на аэродром! А возвращались не все.
Погиб Назаренко Семен Остапович, командир эскадрильи. Ранило его разрывной пулей, сел на вынужденную в расположении наших пехотинцев. Отправили его в лисичанский госпиталь, но не выжил он, умер.
Не стало бесстрашного Михаила Кондика. Смертью храбрых пали Ваня Шепелев, Юра Грошев, Тимур Басыров. Вечная им память!
Много было и раненых. В феврале сел на вынужденную Леонид Орешенко. Через неделю стало известно: находится к госпитале. Там мы его и навестили. Леонид рассказал, как при штурмовке немецких окопов одна пуля снесла ему прицел, вторая перебила ногу. С трудом он дотянул до переднего края, вылез из кабины, закопался в снег. Ночью пехотинцы вытащили его, отправили в тыл. Чтобы спасти жизнь, ногу ему отняли. Отлетался! Тяжело было смотреть в глаза боевому товарищу. Вроде бы и ни в чем мы не виноваты, но мы-то живые и здоровые, а он - калека.
Ранен был - уже второй раз - Саша Волков, но в госпиталь ехать отказался. Носил руку на перевязи, а лечил его в санчасти наш врач Галанкин.
Ужинать по вечерам ездили в столовую, в Гречишкино. Комнату, где питались летчики, отделяла от нашей тонкая перегородка, и нам было хорошо слышно, как они поют. Запевали, как правило, Откидач и Фадеев. Вот затягивает Откидач: "Повий витрэ з Украины, дэ покьтаув я дивчыну..." Становится совсем тихо. Все знали, что родные Откидыча рядом - в Полтаве, самолету всего полчаса лета, но там - немцы. Щемит сердце и у меня: а как там мои в Харькове?