Читаем Выход из мёртвого пространства полностью

...Георгия Литвина в армию призвали из Харьковского авиационного института и направили учиться в школу младших авиаспециалистов. С августа 1941 г. до начала 1943-го он уже механик по вооружению в 446-м истребительном авиаполку. "Начальник огня и дыма" из вчерашнего студента получился толковый - пушки на его самолетах работали безотказно, теорию и практику стрельбы Георгий знал хорошо, как и многие его друзья-вооруженцы. Но бои были напряженными решалась судьба России, и тогда вышел суровый приказ No 227.

- Мы на память знали многие строки приказа Сталина. Вот, например: "Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать до последней возможности... Отступать дальше - значит погубить себя и вместе с тем нашу Родину...".

Вспоминая тот приказ, Георгий Афанасьевич хмурится, его по-мальчишески непосредственный, открытый взгляд тяжелеет и тогда кажется, что вот таким сосредоточенным, решительным, собирая волю в кулак, он отправлялся на боевое задание...

Да, после того, как 446-й истребительский авиаполк обезлюдел и в неравных схватках с противником потерял почти все самолеты, он был расформирован. Механик по вооружению Литвин попал в полк к штурмовикам, где круто изменилась его боевая судьба.

- Написал я рапорт: "Хочу лично сражаться с врагом, оружие знаю и верю в него!" - и отдал командиру. Приказ о моем переводе в воздушные стрелки был подписан. А следом за мной с рапортом к командиру полка рванули еще два оружейника - Вася Сергеев и Ваня Свинолупов.

На всю жизнь Георгию Афанасьевичу запомнилась его первая победа в жаркой схватке над Эльтигеном. Дело было 2 ноября 1943 г. Шестерка "илов" стояла на старте в боевой готовности. Вылет тогда по каким-то причинам задерживался. Но вот сигнал - дан приказ лететь на Эльтиген, и загруженные боеприпасами штурмовики начали взлет. Последним должен был взлетать младший лейтенант Мансур Зиянбаев, скромный 20-летний паренек. У него это был всего-то второй боевой вылет. И по этой ли причине или что-то еще помешало, но стрелок с машины Зиянбаева занервничал, задергался. "Не полечу!" - кричит, а тут уже секунды на счету. Тогда командир полка Соколов, покрыв матом того сержанта, бросил Литвину одно только слово: "Парашют!" - и Георгий пулей в кабину стрелка. Уже там он застегнул парашютные лямки, беглым взглядом, как опытный маэстро, проверил в кабине свое хозяйство и бодро доложил Мансуру:

- Все в порядке, командир! Пошли на взлет...

Над Эльтигеном стоял сущий ад. Рвались бомбы, снаряды, земля была окутана плотным слоем дыма. Над головой, ревя моторами, носились истребители - и наши, и противника. Кто-то горящей свечкой уже падал в Керченский залив. В эфире надрывались по-немецки: "Ахтунг, ахтунг!"... Тут же летел русский мат, кто-то просил о помощи: "Вася, прикрой! Я ему... сейчас врежу!" Штурмовики с ходу бросали на цель бомбы, затем с бреющего полета поливали противника огнем из пушек и пулеметов. Напряжение боя нарастало.

Последнему в группе труднее всех. Он вечно догоняет остальных, он всюду открыт врагу.

- Первому гусю - почет и хвала, последнему гусю в ж... стрела! - образно выразил диспозицию того боевого вылета Георгий Афанасьевич и уточнил, - Сам посуди, идем последними, к нашей группе пристраиваются "мессеры". Кого им бить для разминки? Понятно, что тех, кто в хвосте. Но, слава Богу, наше прикрытие отгоняет противника, и мы благополучно выходим из боя. А дальше - вторая серия мыльной оперы...

Мансур тогда чуть отстал от группы - радиус-то разворота у замыкающего строй на пол-империи! Ну, тут как тут опять два "худых". Отбиваю их атаки, вдруг слышу, как трещит обшивка нашего "ильюши" - это несколько пуль крупнокалиберного пулемета все-таки угодило в машину. Самолетное переговорное устройство оказалось перебитым - теперь летчику ни слова не передать. Он не слышит моих команд на маневры для отражения атак, а немцы, будто поняв в чем дело, наглеют, подходят к нам парой и бьют из всех дудок!..

Метров с двухсот, поймав в прицел ведущего, я нажал на гашетку пулемета. Гляжу, "мессер" встрепенулся, взмыл вверх - видно угодил в него длинной-то очередью. Помню, дальше на противника свалился наш "лагг". Он добил немца - за самолетом потянулся густой черный шлейф. А я увлекся таким пейзажем и упустил из виду ведомого вражьей пары, который, конечно, воспользовался этим, подобрался к нам снизу и занял так называемое "мертвое пространство". Все! для стрелка в такой ситуации работа окончена - можешь отдыхать. Угол-то стрельбы турельной установки ограничен, под собой ни хрена не видно. Тогда, скажу честно, промелькнула недобрая мысль: конец!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии