Выход из Windows

Когда все это происходило, видимо, кто-то что-то видел или слышал и позвонил в милицию. Спрятавшийся убийца и не подозревал, что милиция уже едет. Правда, Авокадов очень медленно катился. Но, может быть, все было наоборот, убийца от Финка пошел сперва в ванную - смыть кровь, убил ненужного свидетеля, в это время пришла соседка, он переждал, и дальше все так же - забрал деньги, топорик и вещи.

Она подумала, что соседка наверняка смогла бы описать орудие.

- Выходит, свидетельница в рубашке родилась, - поразился Княжицкий.

- Она и сейчас в рубашке, - добавил Братченко, - и в халате.

- Коленька, - обратилась Серафимова к Кпяжицкому, - проверьте, нет ли на раковине капель крови пострадавшего? Отпечатки пальцев посторонние, должны же быть какие-нибудь следы. И займитесь же кто-нибудь этой несчастной!

Братченко ревниво покосился на Княжицкого и пошел выполнять указание Серафимовой:

звонить мужу Похваловой и опрашивать соседей в надежде на то, что, может быть, для кого-то "наблюдение в глазок" представляет большую художественную ценность, чем мексиканские сериалы.

Вернувшись через полчаса, он разочарованно сообщил, что бабульки в этом государстве окончательно переродились, мутировали, так сказать, в телевизионных монстров и маньяков, а одна с первого этажа и вовсе приняла его, Братченко, за материализовавшегося Мейсона Кенвела. Спасибо, что не за Дон Гуана.

Это не потрясло расслаблявшуюся на сериалах Серафиму - именно так за глаза называли ее все, кому приходилось затрагивать в разговоре что-либо, касающееся старшего следователя прокуратуры, полковника юстиции Нонны Богдановны Серафимовой.

Вся ее дальняя родня, переехавшая в Москву из Карабахской автономной области (гораздо позже, чем она, получившая должность уже на втором курсе Московского юридического института еще в начале семидесятых), специализировалась на хирургии. Ее троюродный брат Вазген достиг наивысшего признания и был гением кардиологии, его жена была врачом-терапевтом в "кремлевке", и даже племянница училась в медицинском. Про Серафиму же коллеги говорили, что для нее очередное расследование как хирургическая операция, без права на ошибку. Ошибки, конечно, случались. Но, к удовлетворению Серафимовой, последствия этих двух-трех промахов отразились только на ней. Два ранения и осколочный порез на левой руке, повыше локтя.

Коля Княжицкий был франт. Они часто, если не всегда, сталкивались с Серафимовой на месте преступления. И, хотя "обстановочка" была сама по себе "волнительная", Княжицкий начинал вибрировать еще и от присутствия этой невероятной дамы. Когда он видел ее в толпе оперативников, криминалистов - вот как сегодня, в дальнем углу квартиры или на лоне природы, где обнаружен труп, - то весь преображался и ощущал, словно за его спиной вырастали крылья.

Ее взгляд, какой-то особенный, лишь ему одному предназначенный, выделяющий его из толпы, ее суховатый голос с нотками сарказма, ее ум все это, чувствовал он, предназначено для него.

Он был втайне влюблен в нее, но пока еще считал свою влюбленность лишь идолопоклонством.

Быстро закончив с Фипком, Княжицкий передал его санитарам. Перешел в ванную, поближе к Серафиме, составлявшей на кухне план места преступленил, занялся мертвой женщиной. Признаки насильственной смерти требовали длительного описания. Труп был гораздо холоднее трупа мужчипы. Но скороспелых заключений Княжицкий никогда не делал. Серафимова и не требовала этого. У всех своя работа и свои приемы, Княжицкий - человек опытный, доверие ему - абсолютное.

На шее жертвы видна странгуляционная борозда шириной 0,6 - 0,7 миллиметра. На теле кровоподтеки, которые дознаватели сразу не обнаружили. Ссадины и ушибы. Переломов и трещин кости, на первый взгляд, нет.

В квартиру вошел мужчина лет сорока пяти, высокого роста, крупного телосложения, похожий на выбившегося в люди рэкетира. На нем было дорогое фланелевое пальто синего цвета, небрежно перехваченное поясом, начищенные до блеска ботинки. Тряхнув светло-русым коротким чубом, он засунул руки в карманы.

Братченко и Устинов, встречавшие его, провели его в ванную. Там все в той же позе, но уже прикрытая белым махровым халатом, еще находилась его убитая жена.

- Узнаете, Виктор Степанович? - немилосердно спросила из-за его спины подошедшая с сигаретой в зубах Серафимова. - Ваш труп?

Мужчина, обернувшись, молча пожал руку следователю, потом подошел к убитой, протянул лапищу к ее белокурым волосам, отогнул ее голову назад и небрежно отбросил обратно.

Серафимовой стало стыдно за ту разновидность людей, к которой, по всем внешним данным, относилась и она, - за женщин.

Закусив губу, Виктор Степанович набрал номер мобильного Когда ему ответили, он тоном, требующим беспрекословного подчинения, стараясь не сбиваться на блатной жаргон, на котором в последние годы стало модно изъясняться и в высших эшелонах власти, и в творческих организациях, проговорил:

- Я в районе Солянки. Потом перезвонишь, узнаешь, как доехать. Берешь ребят, приезжаешь и упаковываешь эту сучку... Да, ее. Потом действуешь, как сочтешь нужным... Мне все равно...