Стремясь нивелировать своё тактическое «неравенство», два британских линкора, доведя обороты турбин до максимальных, направленно склонялись в сторону, охватом противника по левому траверзу. Это позволяло в итоге занять более удачную позицию, поравнявшись с русскими, задействовать и кормовую батарею, фактически снова сведя бой к линейному соприкосновению на относительно параллельных курсах.
Невольно и стечением обстоятельств командующий британской эскадрой возвращался к исходному плану перехвата советских рейдеров: линейные силы давят слева, мобильное соединение контр-адмирала Гонта заходит справа, зажав противника в клещи.
«И даже…» – Мур взглянул на хронометр, поинтересовавшись:
– Сколько до восхода?
Вахтенный сверился с таблицами – ответил.
– Надо же, – мотнул головой адмирал, – время прошло, и, похоже, мы даже поймаем моменты светлой стороны горизонта.
Пока же бой растянулся в череду взаимообменов залпами, безрезультатных, будучи относительно друг друга на острых курсовых углах, сбивая пристрелку постоянной перекладкой рулей влево-вправо. В таких условиях рассчитывать на попадания главным калибром в два ствола особо не приходилось. Русский «главным» стрелял ещё реже, точно выверяя каждый залп.
Тем временем дистанция вновь «втянулась» до величин, когда уже можно было надеяться на эффективность вспомогательной артиллерии. 133-миллиметровки батареи правого борта «Дюк оф Йорка» частили, рявкая, кидая вперемешку с осветительными снарядами осколочно-фугасные… наконец, пометив линкор противника явной вспышкой попадания.
Помещение боевой рубки огласилось сдержанно-радостными возгласами. Удачный выстрел мог послужить прекрасным ориентиром для уточняющей корректировки дальнейшего огня, в том числе и для орудий главного калибра. В конце концов, рано и поздно вся эта долгая безрезультативная «прелюдия» должна была привести к чему-то положительному.
Будто в отместку количество и качество сошлось и у русских, подключивших свой «вспомогательный». У борта «Дюк оф Йорка» вскипело всплесками накрытий, забарабанив осколками по броне, что-то громыхнуло в районе надстройки. Потери казались мизерными. Однако перестали поступать данные с артиллерийского радара. Посланные люди вскоре доложили, что снаряд прошиб опору одной из треног передней мачты, перебив кабели проводки к антенне.
Между тем с радарного поста «273» оповестили, что второй линкор русских, шедший впереди уступом, начал быстро удаляться, уходя вправо к норд-осту.
Мур догадался, почему: «Гонт! Они его обнаружили, бросив свой второй линейный корабль прикрыть авианосец! Теперь мы снова в преимуществе, выступая вдвоём против одного. И скоро можем предпринять решительный штурм!»
Мысли английского адмирала шли дискретно, точно прыжками, всякий раз прерываемые уханьем очередного собственного залпа, отвлекаясь на падение вражеских снарядов – тех, что вздымали океанскую воду близкими накрытиями, и вовсе сбиваясь с ритма, когда корабль сотрясало от прямого попадания, и потребность узнать о понесённых повреждениях превалировала.
Ответственный офицер скороговоркой репетовал текущие донесения: об изрубленной осколками надстройке правого борта, о воткнувшемся перед правобортной пятидюймовкой снаряде среднего калибра – ущерба башни не наблюдается, но орудия замолчали…
А русский горел. Несильно, но… Флагманские специалисты уверенно записывали в плюс ещё минимум два поражения цели. Правда, в этот раз не ручаясь – главным или вспомогательным калибром, артиллерией «Дюка», или же то был «Кинг Джордж», сбившись в счёте, отсчёте, мониторинге беспрестанного залпирования.
Дистанция вновь достигла ста двадцати… ста десяти кабельтовых.
– Вот ещё… почти… и можно будет! – зудел флагманский штурман капитан-лейтенант Элксенсон, вымеряя линейкой и на глазок, когда можно будет взять левее, чтобы открыть углы «А» для кормовой башни и ударить по оставшемуся в одиночестве вражескому линкору в два борта.
– Ах ты чёрт! – выругался Генри Мур. Не отнимая бинокля от глаз, не видя тёмный силуэт вражеского корабля противника, однако едва углядев, как в том месте пробежало частыми и тесными высверками, он сразу догадался, что оппонирующий адмирал его опередил – довернув, введя в действие носовые башни, тут же разрядив их полновесным бортовым залпом.
– Девять 406-миллиметровых, – бормоча, немудрённо представил себе адмирал. Слыша, как командир линкора кэптен Николс уже орал коордонат на уклонение.
И неважно, что в стороне русского вновь взметнулось пламя, приложив того несомненно «четырнадцати дюймами», уже здесь, в командной рубке вырвав из чьей-то несдержанной глотки восторженное «Whoa!»… – молодой офицер подавился собственным всхрапом, когда, заглушив всё раздирающим свистом, прилетело ответным.
Сорокатысячетонный линкор точно споткнулся. Удар прямо в лоб башни «А» был страшен! Ослепив вспышкой, осыпав рубку градом осколочного металла, обдав горячим дыханием ли́ца.
Выбив палубу из-под ног, всех кинуло вперёд. Мур щекой почувствовал «дуновение» визгнувшего мимо куска железа. С адмирала слетела фуражка.