Продолжаться так до бесконечности, конечно, не могло: яростный вихрь отточенной стали не мог не оставлять последствий для податливой плоти, и тела обоих бойцов уже покрывало множество порезов, не опасных, но так обильно кровоточащих, что оба казались вымазанными красной краской.
Игорю приходилось куда труднее: крови он потерял уже столько, что временами чувствовал, как посыпанная песком арена уплывает у него из-под ног, а шпага с каждой минутой становится все тяжелее. Больше всего ему хотелось бы сейчас закрыть глаза и никогда не открывать их.
— Поддайся, дурачок, — пропыхтел «викинг». — Устал ведь. Я тебя чиркну сейчас для виду клинком по ребрам и — аут. Кровищи будет море, но заживет как на собаке. Зрители такое любят. Поваляешься недельку и будешь, как новенький.
Но в глазах противника уже не было ни капли прежнего добродушия. Он тяжело дышал, силы его тоже были не бесконечны, а значит, надеяться на его снисхождение было глупо: шанс покончить все одним ударом велик, а дружба… Дружба — понятие нематериальное, особенно в такой неверной профессии, как гладиатор. И что, опять же, решит всемогущий зритель…
— Одно скажи… — легкие Князева раздувались шумно, как кузнечные меха. — Ты Ингу… Ингу мою ты….
А сам смотрел ему не в грудь, не на руки, как надо во время поединка, а в глаза — вспыхнет там что-нибудь? Соврет? Взорвется?
Как иначе определить, солгал ли ему старик? Как по-другому решить, будет ли у этого боя другой исход, кроме смерти?
И тут, воспользовавшись Игоревой оплошностью, Алекс рубанул воздух и распорол Князеву левое плечо.
— Твою?! — осклабился «викинг». — Твою Ингу? Ты, конечно, постоянный клиент, малыш, но шлюха тому принадлежит, кто деньги платит! А мои деньги твоих не хуже! В той же крови вымазаны!
У Игоря в глазах потемнело от ярости.
— У-бей! У-бей! У-бей! — взревели трибуны.
Ненасытному стаду все равно было, кто погибнет. Зверолюди хотели увидеть смерть, хотели агонии, выпущенных кишок, стынущего взгляда умирающего.
— Убе-е-е-ей!
Алекс вдруг словно обрел новые силы, тесня Игоря с удвоенной энергией. Так настоящие викинги, берсеркеры, впадая в священный транс, способны были сокрушить вдесятеро превосходившего их по числу противника. И сталь их не брала.
— Раскрою тебе сейчас череп, а на гонорар — твою подружку…
Князев извернулся и достал «викинга» клинком. Лезвие «шпаги» вспороло обнаженный бок, и из огромной раны под ликующий рев и визг толпы выхлестнула широким потоком алая кровь. Но «берсеркер», казалось, даже не обратил на рану внимания. Еще два шага — и Игорь оказался бы зажат в угол, потерял бы свободу маневра и был бы обречен, но…
Кто-то из служек схалтурил, убирая с арены следы предыдущего боя. Кое-как присыпанные песком, на земле остались валяться куски панциря и кости порубленной Джонсом твари — в луже Джонсовой крови. Алекс, не глядя, сделал шаг назад, ступил на кости и вдруг запнулся, подбросил руки в воздух, силясь удержать равновесие…
Игорь не успел понять, что произошло: он даже принял неловкое движение мечом, открывшее для удара беззащитный бок, за ловушку. Он готов был поклясться, что и не думал воспользоваться оплошностью противника, что тот сам напоролся на метровую полосу стали…
— А-а-х!
В последующей за этим стогласым звуком мертвой тишине меч с тяжелым стуком выпал из обмякшей руки Алекса. Он еще удерживался с минуту на ногах, не сводя удивленного взгляда с торчащего из груди клинка, а затем колени его подогнулись…
— Убей! Убей! Добей его! — скандировал зал, в который раз за бой, поменявший предпочтения. — Прикончи!
Игорь ощущал, как по миллиметру, с мясным хрустом отпускала металл плоть, как будто, слившись в смертельном единении, не желала расставаться с пронзившей ее сталью. И вдруг, пройдя какой-то рубеж, тело легко соскользнуло со шпаги и распростерлось на песке. Кровь толчками выплескивалась из небольшой ранки под левым соском гладиатора и расплывалась огромным лаково-блестящим алым пятном по могучей груди.
Поверженный викинг еще был жив.
— Добей его! — бесновалась толпа. — Перережь ему глотку! Выпусти кишки!
Но юноша лишь молча смотрел, как смертельная бледность покрывает еще минуту назад румяное лицо, как заостряется оно на глазах, превращаясь в восковую маску.
— Добей! — дернул Игоря за рукав Ланиста, выскочивший откуда-то, как чертик из табакерки. — Слышишь? Ему уже не поможешь! Добей его, заверши бой!
Алекс вдруг открыл глаза и попытался найти Игоря невидящим уже взглядом. Его губы тоже беззвучно шептали: «Добей меня…»
Но вонзить клинок в умирающего было выше Игоревых сил.
— Добей же его, тварь! — Голос Ланисты сорвался на визг.
Тяжело опираясь на шпагу, Игорь медленно нагнулся, поднял меч, выпавший из рук противника… Зал замер, предвкушая еще одну смерть, такую лакомую для человечка, мнящего себя в безопасности, затаил дыхание, боясь пропустить подробности…
Но гладиатор лишь вложил рукоять меча в ладонь товарища и распрямился под разочарованный вздох зрителей.