Кому предназначалась пуля из винтовки, найденной Федотовым в багажнике могутного джипа, так и осталось неизвестным. Что она «чистая», он понял сразу, даже не понюхав ствола — в черном чехле, в специальных кармашках, оставались два неотстрелянных патрона — хорошо знакомый специалисту почерк опытного киллера. Жертве обычно достаточно и одного, но непредвиденные случайности вроде осечки из-за заводского брака профессионал обязан учитывать. Да и не положил бы в багажник засвеченное, грязное оружие профи — давно бы валялась винтовка со стертыми отпечатками пальцев где-нибудь в канализационном люке или мусорном баке. А так присутствовал полный джентльменский набор — мощный оптический прицел, длинный многоразовый глушитель заводского изготовления и штатив для стрельбы с упора…
Кем был неизвестный киллер, майор тогда не выяснил — никаких документов при трупе не оказалось. Да и кто, идя на такое дело, берет настоящие документы? Но безымянный душегуб сделал Федотову царский подарок — такая винтовка стоила не одну тысячу зеленью. Серьезный был человек, не пожадничал, взяв на дело одноразовую китайскую поделку. И майор тогда похоронил его по-человечески — поджег джип, устроив киллеру огненное погребение, как языческому воину, павшему в бою. Одному из безымянных солдат необъявленной гражданской войны, бушевавшей в России до самой Катастрофы.
«Ну что же, пришло время и тебе послужить, — подумал майор, бережно, как ребенка из колыбели, вынул винтовку из чехла и ласково провел ладонью от ствола до черного пластикового приклада. — Выполнить свое предназначение…»
И ему вдруг показалось, что прохладный вороненый металл на мгновение потеплел. Оружие лаской ответило на ласку своего владельца.
На столе стояла початая бутылка водки, куда же в мужском разговоре заполночь без нее? Не по-русски это. Но пил только сержант, перед Князевым остывал стакан с чаем. Ни к чему было перед решающей в его жизни схваткой туманить разум алкоголем, и бывалый его собеседник понимал это. Как никто иной.
— Вот так и стал я, Игореха, инвалидом, — продолжил Байкальцев свою исповедь. — Ну, там пенсия, то да се, это само собой, — Влад плеснул себе водки и покрутил перед собой мутноватый стакан: рука сильно дрожала, — все пучком. Инвалидность вследствие ранения, полученного в ходе боевых действий. Батя даже на медальку расщедрился, вон, в шкафу валяется. Да только к чему мне медаль, если я, тридцатилетний мужик, до краев стакан налить не могу, все равно до рта не донести, расплещу половину.
— Может, пройдет… — неуверенно заметил Игорь, с жалостью глядя на бойца, превратившегося в свою тень.
— Ага! Как червяки могильные жрать меня примутся, так и пройдет. Ты разве не знаешь, что чуть ли не все твари там, наверху, — ядовитые? Куснет такая тебя, вроде неопасно, а ты загибаешься. Болтают, что не просто так все это получилось. Не ветром надуло. Мол, вырастили военные всю эту заразу, чтобы на вражьи города сбрасывать. Наши или пиндостанские, кто знает? Но я бы этим изобретателям головенки враз поотворачивал, попадись они мне в руки.
«Уже поотворачивали, — подумал Игорь, глядя в стол. — Опоздал ты…»
Странное дело: сейчас, глядя на товарища, изуродованного одним из отцовских питомцев, он чувствовал странное смятение. Да, убийцы должны ответить. Но так ли безгрешен был сам творец, творения которого, заполонив некогда безопасный город, оборвали и искалечили столько жизней? И такое ли уж благо — сделать мутантами родных детей? Пусть мутации эти незаметны, их не отличить на глаз от обычных людей, кто знает, чем этот посмертный дар обернется в будущем? Что вырастет из его сына, который сейчас счастливо пускает пузыри и гугукает в колыбельке?
— Вроде бы поправили все врачи, подштопали, а на меня вдруг лихоманка навалилась. Почернел весь, ногти повылазили с корнем. Потом мне один из коновалов госпитальных признался, что хотели было меня в расход пустить, чтобы заразу не распространял. А что? Кольнули бы чем-нибудь, как пса шелудивого, уснул бы я, да и не проснулся. Им, головастикам очкастым, человека на фарш для опытов пустить — раз плюнуть. Маринка моя тут же хвостом вильнула, стерва, — на кой ей инвалид сдался, который по-малому сходить не может, чтобы не угваздаться с ног до головы. Нашла себе какого-то хрена с Щелковской… Да что это я все о себе и о себе? Ты-то как?
— Я? А что я? — Князев пожал плечами и отхлебнул остывшего чая, отдающего плесенью, — тому, с Преображенки, он в подметки не годился. — Побродил, повидал кое-что…
— И в основном метро, наверное, бывал? — подмигнул Байкальцев.
— Случалось, — не стал кривить душой старшина.
— Повезло, — восхищенно цокнул языком сержант. — Мне вот не довелось.
— Да я бы не сказал, чтобы повезло…
— Ну и как там? — пропустил его слова мимо ушей Влад. — Лучше, чем у нас тут, наверное?
— По-другому.