- Ага, - тряхнул светлыми кудрями парнишка. – И готов рассказать...
- Пирожное? – тоном опытного искусителя, деловито поинтересовался я.
- Услуга, - тяжело вздохнул мальчишка. И показал смартфон с каким-то активным чатом на экране. – Здесь болтают, будто бы ты Ромашевича избил? Правда, или сочиняют?
- Ромашевич – это у нас кто?
- Одноклассник твой. Здоровенный, - удивился малыш.
- А, этот. Ну, да. Был такой. Мы с ним поспорили о... сфере общения. И ему пришлось признать мою правоту.
- Значит, ты его сильнее?
- Конечно, - фыркнул я. – В своем классе, я самый сильный. И умный. И красивый. Практически, идеал.
- И богатый? – непонятно к чему, серьезно решил уточнить сосед.
- А вот тут – мимо. Не богатый. Но я вскоре намерен исправить это упущение. Так какого рода услуга тебе нужна? Или все-таки сойдемся на пирожном?
Парнишка снова тяжело вздохнул, смешно сморщил нос, и начал издалека:
- У нас в параллели четыре класса. И у многих здесь же, в Лицее, учатся старшие родственники. А у меня – нет...
- Обижают? – догадался я.
- Дразнятся. Иногда – обидно.
- А сам чего?
- Бывает, и сам дразнюсь. Но у них есть... старшие, а у меня...
- А у тебя нет, - хмыкнул я. – И они, чуть что, грозятся, что старшие тебе уши надерут. Так?
- Так, - насупился Добружко. – Вот я и подумал...
- Правильно подумал, сосед, - припечатал я. – Все должны быть в равных условиях. Стать кем-то можно только самому. Сильным, умным, удачливым. Этого у старших не занять и к себе, как отцовское пальто, не примерить. Потому, вот тебе мое слово: Я, Антон-Альрик Летов, беру этого свободного человека, Добружко из рода Утячичей, под свою защиту и покровительство. И не стану ничего просить или требовать, кроме службы.
- Я... я, Добружко Утичич, сын Нещада, внук Свитовита Старого, принимаю защиту и покровительство Антона Летова, и клянусь вернуть долг службой по силам, - отчего-то хрипло, но тщательно выговаривая слова, выдал свою часть древней клятвы, младшеклассник.
И этой своей искренностью, серьезным отношением к устаревшей лет на двести клятве, он, мой малолетний сосед, прямо-таки толкнул меня к мысли, что это не игра. Не мечты, и не сон. Что все по-настоящему. Что я сам принял решение и воплотил его в жизнь. Что намерен сдержать клятву – а значит, принять на себя ответственность за другого человека. И пусть этому человеку лет-то всего ничего. Ну так и я не сорокалетний старик.
Холодок пробежал по спине, так что я зябко дернул плечом. Подумалось вдруг о взрослой жизни, и о том, как просто и незаметно только что перешагнул этот порог. О сотнях и тысячах людей, жизнь которых в недалеком будущем будет зависеть от принимаемых мною решений. И стало мне как-то... Нет, не страшно, а... неуютно. Словно бы тесно в узеньком лицейском мундирчике. И еще любопытно. Аж дух перехватило от раскрывающихся предо мной перспектив. От распахнутого настежь мира, существенную часть которого я намерен был заполучить в собственность.
Только сперва следовало разобраться с текущими задачами. Сдать, наконец-таки, эти пресловутые тесты, с помощью лицейских учителей подготовиться к государственным экзаменам, получить аттестат, и тогда уже... Ну и разобраться, в конце концов, с дерзким типом, осмелившимся рыться в моих вещах.
- Итак, мой юный друг Добружко Утячич! Теперь, когда мы соблюли формальности, и ты получил то, чего хотел, могу ли я знать, чем занимались в моей комнате господин Ормссон со своими людьми?
- А правда, что у тебя все тело в татуировках? Покажешь?
У меня даже слов подходящих не нашлось, чтоб адекватно отреагировать на этакую наглость. Одни ругательства. Но не станешь же матом крыть этого малолетнего вымогателя.
- Сударь, вы забываетесь, - процедил я. – Рассказывай.
- Да они и не разговаривали почти, - заторопился сосед. – Колдун только приговаривал: «вот здесь» и «вот это тоже». И сразу щелкало так... Шш-чик-вжжжж.
- Фотокамера, - догадался я.
- О, точно. Очень похоже. А потом, начальник приказал присматривать за тобой. Так и сказал: присмотрите за пацаном, мол. Чтобы, дескать, он... то есть – ты, не наделал глупостей от избытка энергии.
- Энергии и сил? – холодея от нехороших предчувствий, уточнил я.
- А, точно. От избытка сил.
- Колдун, говоришь... Из охранки...
- Ну пацаны болтают, - пожал острыми плечами Добружко. – Так-то мне точно не известно. И просить некого. Момшанского только если...
- Спроси, - улыбнулся я. – За спрос не бьют и денег не берут.
- А татуировки покажешь?
- Вороны! – вспылил я. – Что я слышу? Ты торгуешься с собственным покровителем?
- Ну а чего? – дрогнувшим голосом заныл Утячич. – У нас редко происходит что-то интересное. А тут ты с рунами на руках. Да еще Ромашевич этот побитый. Все же знают, какой он здоровый. И из свиты Варнакова. С ним и раньше связываться боялись, а как он к сыну местного градоначальника прибился, так и подавно. В старшаковские чаты у меня доступа нету, а в нашем, младшем, только о тебе и говорят.