Выход силой. Три рассказа и одна повесть. В цикле «Ученическая тетрадь»

– Когда приехали место под памятник смотреть, карточку увидели и всё само собой решилось. – Вздохнула. – Ну а когда в девяностых начали Мелеховский устанавливать, буденновец мой стал неудобен, значит. Но, может, и устоял бы если б не этот особист из Москвы.

– Резников? – перебил дотошный Аркадий.

– Да, Резник, большой оказался "почитатель творчества" Михаила Александровича. Та ещё мразь.

Помолчали.

– Так вот просто взяли и снесли? – уже на выходе спросил Алексей.

– Написали: в аварийном состоянии.

И тут Алёша выдал! За ним и раньше водилось – способный, чего уж, мальчик. Однако, всякий раз врасплох, что называется. Вот и сейчас:

– Ксения Васильевна, – ни с того ни с сего начал Алексей, – а меня ведь любимая девушка предала. – Говорил он медленно, нажимая на первые буквы, как бы заикаясь слегка.

Ермакова просверлила его недоуменным взглядом, но промолчала, вроде ждала продолжения. Ну да, а что вы хотели, чтобы она ему подмигнула, мол, добро пожаловать в клуб?

– Изменила с лучшим другом, можно сказать… Лет десять уже как… А забыть её не могу! И простить не могу!

Никто опять не решился нарушить трагический монолог, и Алексей уже в полный рост подминал мизансцену:

– Мы вот смотрим все эти свидетельства… – Он порывисто приобнял одной рукой Аркадия, видимо, в качестве иллюстрации «мы», от чего тот невольно вздрогнул.

– А между тем, доходит до нас самый главный, самый пронзительный ужас войны? Это ведь не смерть, как таковая! К смертям увы привыкают, и они уже не кажутся столь ужасными. Куда ужаснее упущенные минуты жизни! Сегодня ты мог поговорить с человеком, сказать о любви своей – признаться, или прощения попросить, а может наоборот – дать всего лишь возможность попросить прощения… И да, простить! Но не сделал из-за какой-то своей обиженной, ущемленной – мелкой по сути, но раздутой так, что она, мать его, солнце заслоняет… – Он постучал себя в область грудной клетки и в глазах блеснуло влажным – Гордыни – выдохнул сорвавшимся вдруг голосом. А завтра – бац – нет человека – война! И с чем тебе жить нехилый остаток твоей никчемной жизни? – С гордыней?.. – Алёша по-детски всхлипнул и замолчал.