Выход в свет. Внешние связи (СИ)

— На себя взгляни. Чуть не облизал Эльзушку, жалко, платка не оказалось под рукой, чтобы подтирать слюни! — выкрикнула я и прикусила язык. Зря сказала. Мэл решит, что перед ним патологическая ревнивица.

Он замолчал, соображая, о чем речь, а потом неприятно ухмыльнулся:

— Значит, понравилось смотреть, Папена? Смотреть и запоминать, чтобы прокручивать в голове днем и ночью. И ведь нет никакой возможности стереть из памяти эти чертовы картинки.

Я чувствовала разочарование и боль Мэла, они были и моими тоже. Протянула ладонь к его щеке, но Мэл сбросил прикосновение, мотнув головой.

— Мне пришлось дать обет, потому что… потому что так нужно, — сказала я с отчаянием. — Но нас связывают только дела.

Не стоило переводить разговор на профессора, лучше бы он крутился около Эльзы. Глядишь, Мэл понемногу утихомирился бы, наслушавшись моих ревнивых возгласов, и мы смогли бы внятно поговорить. Упоминание об Альрике подействовало на него как сухая трава на огонь. Я оказалась прижатой к стене, и Мэл поцеловал меня — агрессивно, истязая рот.

Следовало отрезвить наглеца — дать пощечину, оттолкнуть или наговорить уйму гадких слов. Вместо этого я без раздумий сделала первое, что пришло в голову. Рука обхватила Мэла за шею и притянула, а язык начал вытворять нечто сумасшедшее — честное слово, в том не было моей вины. Рассудок канул куда-то вместо того, чтобы сопротивляться. Осталась лишь одна потребность — отдать себя и впитать близость Мэла.

Я и не подозревала о том, как сильно соскучилась по нему, аж сердце заныло. Прижималась к Мэлу откровенно, бесстыдно и целовала исступленно, не уступая ему. Пусть он мучил мои губы и прикусывал болезненно, пусть стискивал в объятиях, не позволяя вздохнуть, пусть наказывал — на грани жестокости, сминая волю и подавляя, — я принимала его таким, каков он есть.

Тянулась к Мэлу и не сразу сообразила, что он отстранился и что-то сказал.

— Что? — зашевелила онемевшим ртом.

— Ему ты также пела? — повторил Мэл, дыша, как загнанный.

— Как?

— Громко и требовала не останавливаться.

Скабрезные слова облили ледяной водой. В голове совершенно не отложилось, о чем я только что просила Мэла. Врет он всё!

— Руки убрал, — процедила. Хотела, чтобы вышло гордо, а получилось тускло, и Мэл, конечно же, не послушался.

— Или он делал это сзади? — спросил вполголоса, прикусив мочку, и моя кожа покрылась мурашками.

— Отвянь! — попыталась я вырваться. Безрезультатно.

— А твое тело было таким же отзывчивым? — Он прошелся пальцами по спине, заставляя меня прогнуться.

— Сейчас врежу! — вспылила, но Мэл не проникся угрозой. — Я не стала говорить, что еду к нему, чтобы не отвлекать тебя! Откуда мне знать, почему он поставил четверку? Вот спущусь вниз и узнаю! И скажу, что хочу ходить на пересдачи и маячить каждый день у него под носом!

Мэл замолчал, и я поняла, что его раздирают противоречия: с одной стороны, его самообладание испарялось при мысли о причине положительной оценки за экзамен, с другой стороны, исчезла угроза частых встреч с профессором. Так ведь на пересдачи будет ходить четверть курса, кроме меня, в том числе и Мэл.

— И вообще! — раздухарилась я, воодушевившись временным затишьем. — Складывается впечатление, что тебе и ему требовался повод, а мне приходится отдуваться в ваших разборках.

— Ладно, Папена, — протянул лениво Мэл. — Я придумал, как простить тебя.

Мои брови поднялись от удивления.

— За что прощать?

— За вранье. Ты признала это.

Признала, — вздохнула я покаянно. Не стану спорить.

Несмотря на видимое спокойствие, вернувшееся к Мэлу, он по-прежнему излучал враждебность. Это ощущалось по поднявшимся волоскам на моей коже и слышалось по фамилии, которую он называл, забыв об имени. Это виделось по горящим ободкам в глазах, которые не желали гаснуть. Об этом кричала моя интуиция.

На месте Мэла я бы тоже не успокоилась легко и быстро, требуя доказательств раз за разом, изводя и терзая, пока, в конце концов, не удостоверилась бы и не успокоилась. Поэтому к разговору об Эльзе мы еще вернемся.

— Ты находчивая и отчаянная девочка, — сказал он, овевая дыханием щеку, и я затрепетала. — С легкостью срываешься и мчишься в неизвестность. За твою смелость дам тебе шанс.

Мэл достал из кармана брюк маленькую карточку и ловко опустил в растянутый ворот моего свитера, где она закрепилась как раз в ложбинке.

Я в замешательстве замерла. Вынуть карточку не представлялось возможным, потому что Мэл удерживал меня. Он же раскусил мою реакцию на прикосновения и безжалостно пользовался своим преимуществом, предпочтя вести разговор нашептываниями на ушко.

— На ней адрес. Сегодня вечером, после девяти ты приедешь.

— К-как?

До чего же отвлекала теснота нашего "общения"! Я теряла нить разговора, а Мэл беспрерывно поглаживал мою спину и дышал над ухом.

— Сама придумай. Ты выкрутишься.

— Мне н-нечего надеть…

— Тебе не понадобится одежда, — голос Мэла опустился до шепота, заставив меня сглотнуть. — Потому что будешь просить прощения.

— Просить? Как просить? — промямлила я, растерявшись.