Выход в свет. Внешние связи (СИ)

— Давай! — И начал выпускать с обеих рук зеленые, фиолетовые, белые, голубые шары, даже молнии выпускал, в то время как декан ринулся к окну, пиная и расшвыривая мешающуюся под ногами свалку, чтобы расчистить путь к заветному холодильнику.

Что тут началось! Тварь носилась под потолком и с изматывающим слух визгом кидалась на мужчин, выставив клюв и когтистые скрюченные лапы. Однако профессор проявил недюжинную реакцию, умудряясь виртуозно уклоняться от крылатого чудища и одновременно награждать его заклинаниями, в то время как Генрих Генрихович, схватив стойки от разбитых штативов, отмахивался ими как саблями.

Слабый стон напомнил мне о порученных обязанностях. Проверив наличие сумки на плече, я непослушными руками оторвала полоску от полы бывшего халата и подползла к Евстигневе Ромельевне. Ее лицо было бледно, под глазами залегли синюшные тени, шикарная прическа растрепалась, а губы обесцветились, слившись с кожей.

При взгляде на багровый бок меня затошнило. Почудилось, что через распоротую острыми когтями одежду видны внутренности.

Закусив губу, я свернула в несколько раз полоску и приложила к тому месту, где, как мне показалось, находилась рана. Ответом стал слабый стон Царицы. Убрав прядку, упавшую женщине на висок, я обхватила её ладони — леденущие, как из морозилки. Дыша на пальцы, начала растирать, пока руки проректрисы не порозовели, и пропустила момент, когда наступило затишье.

Поменяв полоску, я осторожно выглянула из-за стола. Чудовищная птица молчаливо висела над потолком, Альрик спрятался за остатками шкафа, а декан прислонился к упавшему вентиляционному зонту. Ему так и не удалось добраться до медикаментов.

Я снова перевела взгляд на профессора. Он мял запястья, а потом перешел на плечи. Видимо, у него началась отдача. Поймав мой взгляд, Альрик спросил одними губами: "Все в порядке?"

"Да" — кивнула я в ответ. Мне начало казаться, что у летающего уродца появился интеллект. Теперь страшилище не билось попусту о препятствия и не орало без повода. Размахивая крыльями, увеличившимися в размерах, оно не двигалось с места, удерживая в поле зрения мужчин и меня с проректрисой.

Профессор закончил разминать плечи и шею. Достав из-за ворота рубашки медальон на цепочке, он начал водить над ним пальцами и неслышно наговаривать. В завершение, поцеловав блеснувшую на свету штучку, мужчина опустил её за ворот и, откинув голову, закрыл глаза.

У него мужественное лицо, — подумала я. Волевое. Сильное. И сам Альрик несокрушим как скала. Он не даст нам умереть: ни Царице, ни Стопятнадцатому, ни мне. В тот миг моя вера в профессора была сродни вере в могущественное непобедимое божество, и я без колебаний принесла бы на его алтарь любую жертву.

Неожиданно Альрик открыл глаза и подмигнул мне, вызвав прилив смущения.

— Оно растет, слышишь? — сказал из своего угла Генрих Генрихович. — Осторожнее с заклинаниями.

— Уже заметил, — отозвался профессор.

Тварь дернулась сильнее обычного, но не стала нападать. Наверное, тоже отдыхала от буйного времяпровождения.

— Удавка не работает, заклинания не действуют! — снова крикнул Альрик. — У него иммунитет.

— Тьфу, — сплюнул декан и что-то пробурчал. Наверное, выругался. — Тоже заметил.

Я вернулась к Евстигневе Ромельевне и, сменив пропитавшуюся кровью полоску новой, снова принялась растирать руки женщины, согревая дыханием.

Нужно лишить недосягаемого монстра преимущества. А какое преимущество у крылатой тварюги? Она сверху, и у нее выгоднее диспозиция. Значит, надо спустить чудовище на пол. Но как его сбить с потолка, если ни одно заклинание не подействовало? Любое живое существо давно бы умерло в тяжких мучениях, а это, взявшееся невесть откуда, похоже, питалось энергией направленных вис-волн и росло на них как на дрожжах.

Если предположить, что над потолком поселилась нежить, у которой не бьется сердце, не бежит кровь по сосудам и нет легких, остается принять за основу, что это механизм, управляемый головой или туловищем, а у всякого механизма есть уязвимые точки — междоузлия, соединяющие подвижные элементы, или шарниры. Крылья крепятся к туловищу твари и удерживают её на весу. Если повредить их у основания, то у нас появится малюпасенький шанс.

Рассуждая, я не заметила, что перешла от обособленного местоимения "они", подразумевающего декана и профессора, к единому "нас". Нужно озвучить идею, и Альрик подтвердит, есть ли в ней крупицы здравого смысла.

Заменив пропитавшуюся полоску свежей, я проползла на четвереньках до края стола и высунулась из убежища.

— Что это за гнилушка с крыльями? — крикнул профессор.

— У Евстигневы спроси. Если выберемся, — ответил Стопятнадцатый из своего укрытия, и мне не понравился мрачный тон мужчины.

Зря он так. Нельзя сомнениями губить веру тех, кто слабее. А из четверых хомо сапиенс, присутствующих в лаборатории, только я оказалась самой слабой, и мне жизненно необходимо верить — в силу Генриха Генриховича, в неисчерпаемые возможности профессора, в чудо, наконец.

— Альрик Герцевич! — позвала громким шепотом и замахала рукой, призывая обратить внимание.