— Бескорыстна, — подтвердил он, взглянув в боковое зеркало и переключив скорость.
— То есть… мы ведь приятели?
— Приятели. Кто же еще?
— Ну, ладно.
Я уставилась в окно. Неисповедимы наши пути. Этим вечером меня чуть не придушил почетный член двух десятков научных обществ, а теперь еду в машине — подумать только! — домой к Мэлу.
— А ты случайно не на "Кленовом листе" живешь? — вдруг пришло в голову. Не переживу, если он соседствует со своим дядюшкой.
— Куда нам? Мы люди простые, — сказал Мелёшин, выворачивая с широкого проспекта на улицу поуже и потише, и я загляделась на здания, эффектно подсвеченные с разных сторон.
Хорошо, что простые — подумала я с облегчением. Чтобы отвлечься, спросила:
— Дегонский сильно пострадал?
Мэл помолчал.
— Ты в своем репертуаре, Папена. Подозреваю, назови тебе больницу, заставишь развернуться, чтобы навестить бедняжку. Не волнуйся, кости и голова целые, жить будет. У него хватило средств, чтобы пройти ускоренный курс терапии. День-два, и увидишь своего подопечного в институте.
— Он мне не подопечный.
Сказанное порадовало. Аireа candi[20]
опасно тем, что поднимает в воздух и вышвыривает из образовавшейся воронки. Можно сильно удариться и получить не только сотрясение и ушибы, но и переломы, например, позвоночника или свернуть шею.— Почему не подключилось отделение? Стрелялись ведь висораты.
— Отделение проходит боком, — ответил Мелёшин. — Одно из условий димикаты — неразглашение. Пострадавший берет вину на себя, иначе — позор на фамилии.
Своеобразные понятия о чести. Мужские. Или детские.
— А у кого было право выбора?
Проще говоря, мне захотелось узнать, кто являлся ответчиком, а кто — истцом. Оскорбленный имел право выбрать три заклинания, и противнику запрещалось отвечать ими же.
— Какая тебе разница? Думай о том, как будешь ворочаться полночи в душном чуланчике, — сказал Мэл.
— Не буду. Отрублюсь и начну храпеть. Сразу вставляй затычки в уши.
Мелёшин в ответ рассмеялся. Все-таки хорошо, что он встретился. Я и подумать не могла, что увижу его шатающимся у ограды института, в то время как танцинги в клубах простаивают. В самом деле, что Мэл позабыл вечером у института?
Не успела спросить. Пока я раздумывала и задавалась вопросами, автомобиль спустился по пандусу в прямоугольный проем и проехал по освещенному коридору в гараж. Мы теперь опытные, чтобы понять, что к чему, достаточно побывать разочек в гостях у дяди одного парня. Знаем, что о машинках нужно заботиться, чтобы на них нечаянно не попрыгали слоны. Интересно, как автомобиль Севолода простоял у института, и его не раздавили в лепешку. Наверное, Мэл прохаживался рядом и охранял с битой.
Когда мы вылезли из машины, он спросил:
— Заберешь сумку?
— Конечно! Завтра будешь спать полдня, а мне надо домой.
— Точно! — хлопнул Мелёшин себя по ноге. — Успел забыть.
Вытащив мое богатство из багажника, пошел к лифтам, я — за ним.
— А машина?
— Ее увезут, — махнул он в сторону.
И правда, заработала транспортерная лента и утащила автомобиль в неизвестность.
В скромное обиталище Мэла вели аж шесть лифтов, однако меня несколько удивило, когда мы вышли не на лестничной площадке, а в небольшом застекленном фойе с приглушенным светом.
— Мы где? — поинтересовалась шепотом.
— Это парадное, — пояснил Мелёшин. — Архип, привет! — поздоровался рукопожатием со здоровяком за стойкой. — Правый починили?
— Починили, — пробасил Архип, — но не совсем. Заедает, завтра буду повторно вызывать. Лучше езжайте по левому.
Мэл уверенно двинулся к левому из лифтов.
— Это кто? — спросила я тихонько, когда мы застыли в ожидании, и обернулась на здоровяка, склонившегося за стойкой.
— Ну… консьерж, наверное. Не знаю, Папена.
Из приехавшего лифта вышла пара, Мелёшин поздоровался, и я тоже кивнула для приличия. Женщина взглянула на меня, оценив за долю секунды, подхватила спутника под локоть, и они направились к застекленному выходу. Куда людей несут ноги, если ночь на дворе?
— Зачем куча сложностей? — проворчала я, когда мы заняли освободившуюся кабину. Мэл нажал на кнопку "18", и створки сошлись. — Прыгаем как кузнечики.
— Потому что правый не работал с утра. Он как раз едет напрямик.
Кабина шла мягко, без дрыганий и покачиваний. Мелёшин молчал и я тоже, потому что не знала, как себя вести: вешаться ему на шею за проявление заботы и внимания, или делать вид, что ночевки у парней — дело привычное.
Дверь квартиры Мэла оказалась обыкновенной, без инкрустации алмазами и золотом. Лестничная площадка занимала маленький квадратик площади, на все четыре стороны которого — три двери и лифт. Действительно, скромно и без лишней помпезности.
Мелёшин провернул ключом в замке и распахнул дверь:
— Проходи.
9.3
Никаких проблем. Ты живешь и думаешь, что мир принадлежит тебе. Повзрослев, узнаешь, что рядом с три окаянного желающих урвать кусок побольше. Пусть рискнут отобрать. За свою долю порвешь глотку любому, потому что имеешь право, потому что у тебя — фамилия, потому что ты — часть семьи.