Выход в свет. Внешние связи (СИ)

Мы добежали до бакалейного магазинчика. Поскольку у меня неожиданно появились денежки, пусть и сократившиеся в количестве, я приняла решение устроить задел для вечерних, а также для утренних перекусов, потому что объедаться в столовой на ежедневных завтраках не получалось.

В результате набрала макарон, крупы, плавленого сыра, соли, сушек, новую порцию сухариков и, не удержавшись, карамелек. Сгрузила продукты в пакет, любезно предоставленный продавцом, и задумалась: в чем же варить макароны и кашу? Не в чайнике же. Покупать для варки специальную посудину накладно. Видимо, придется выгружать часть покупок обратно.

— У меня есть кастрюля, — сказал Радик. — Правда, варю в ней нечасто.

— А давай буду брать твою кастрюлю в аренду! — предложила я. — Все, что в ней сварится — пополам.

— Давай! — согласился юноша и бесхитростно похвалился: — У меня еще и поварешка есть.

— Отлично! Сегодня устроим царский ужин.

Радик взял пакет за ручки.

— Мне не тяжело, донесу. Только все равно не могу пока идти в общагу.

— Что за чушь! — возмутилась я. — Пошли ко мне.

По дороге спросила у него:

— Как сессия? Не боишься завалить?

— Нет, все отлично, — охотно поделился впечатлениями Радик. — Трудно, но очень интересно. Безумно счастлив, что поступил в институт.

Я искоса посмотрела на него. Преувеличенный восторг показался мне искусственным и наигранным, однако Радик светился неподдельной радостью, рассказывая о трудностях в учебе.

В общежитии я провела экскурсию по своей швабровке, и юноша очаровался плафончиком. Замер на несколько минут, разглядывая тени, бегущие по стенам.

— Жаль, кастрюли нет, а то бы воду поставили, — посетовала я, убрав согревшиеся руки с батареи.

— Сейчас принесу, — вскинулся Радик.

— Тебе же нельзя прерывать свидание.

— В комнату нельзя, а ключи от пищеблока при мне.

— Заодно прихвати поварешку с ложкой, — крикнула я вслед.

Радик действительно принес через несколько минут алюминиевую кастрюльку с небольшой вмятиной на крышке, и процесс варки макарон стартовал. Поскольку роскошь тарелок была недоступна, мы ели из кастрюли. За ужином, приправленным бутербродами с сыром, Радик неожиданно признался:

— Я ведь не висорат, а "грязный".

Сказал будничным тоном, словно похвалил за вкусную трапезу, а я замерла, не донеся ложку до рта.

"Грязными" в обиходе называли тех, кто приобрел способность видеть волны в результате событий, связанных с риском для жизни, например, после аварии, удара молнии или комы. Таких, как Радик, недолюбливали и слепые, и урожденные висораты. Первые — потому что получившие видение поднимались на ступеньку выше, а вторые — потому что презирали.

Я знала одного "грязного". В интернате был мальчик, который, однажды балуясь с друзьями в заброшенной сторожке, попал под напряжение и получил удар электрическим током. Возвратившись из больницы, мальчишка уверял, что научился производить в голове мгновенные вычисления огромных чисел, и говорил, что цифры — живые. Большинство из нас сочли его съехавшим с катушек, мол, короткое замыкание выжгло бедняге мозг, но потом мальчика отвезли на исследование, и обратно он вернулся с дефенсором — маленьким гвоздиком в ухе. Не видящие волн перестали дружить с новообретшим способности, а висоратские сироты не принимали в свою компанию, обзывая "грязным" и "черномазым". Уж не знаю, был ли он счастлив, когда его задирали и те, и другие, хотя я не отказалась бы получить способность видеть волны, упав, например, с чердака и приложившись хорошенько головой. Чем черт не шутит? Может, попробовать на досуге?

— Поменьше откровенничай о своем висоратстве на разных углах, — посоветовала парнишке.

— Почему? — искренне удивился он.

— Люди бывают разные, — ответила я туманно. — А как ты умудрился?

— Попал в аварию на мотоцикле, — бесхитростно ответил Радик, совершенно не вникнув в мое предупреждение. — Долго болел, лежал на вытяжке. Сильно ударился головой и после этого стал видеть тех, кто живет в любом из нас.

Я с опаской посмотрела на него. Так и есть, ненормальный.

— И кто живет внутри нас? — спросила участливо, словно рядом сидел тяжелый душевнобольной.

— Они разные, — не стал ломаться парнишка. — Например, у тебя пушистый и мягкий, а временами увеличивается, будто хочет обнять и поделиться своим теплом.

Радик улыбнулся, а я задумалась над его вменяемостью. Пожалуй, не нужна мне такая странная способность как у него. Хочу подобно богам метать молнии и ругаться с небес громовым голосом. Зря, что ли, пожертвую своей головой?

— Значит, это "он"? — приложила ладонь к сердцу.

— Не здесь. — Юноша переместил мою руку в область живота.

Я засмеялась:

— Тут у меня один зверь, который громко рычит, когда голоден.

Радик поддержал мой смех. Простота и доверчивость парнишки подкупали. Он чем-то походил на Петю, но вел себя по-детски и непосредственно. Меня же, не наигравшуюся в свое время, тянуло к юноше, как если бы старшую сестру тянуло защищать и опекать неразумного брата. Да, наверное, именно так чувствуют себя старшие сестры.

Я смутилась от неожиданно нахлынувших ощущений.

— Спасибо, — открыто улыбнулся Радик.

— За что?