Выход воспрещен

Окалина, стерва, сказала об этом только тогда, когда ехали в воронке уже на Коморскую. За то я её и припечатал так, что аж убить меня захотела. Ишь ты, «если ты сделаешь моей девочке хоть что-нибудь…». Я что, упрашивал тебя давать мне свою дочь в соседки?! Да нахрен мне нужен «призрак»! Что с этим бревном делать? Ни подружиться, ни поговорить, ничего. Верните мне Салиновского!

Две бутылки водки, четверка плавленых сырков, вязанка краковской и бутылка кефира на утро, что еще нужно? Пара буханок хлеба. Всё, можно идти искать свою берлогу по адресу: Коморская 14/г.

Особенность улицы открылась мне, когда я сунул жало за пятиэтажки, стоящие довольно тесно. Там, за ними, царил немалых размеров заросший парк с несколькими последовательно идущими прудами, пройдя через который я обнаружил нечто, чему не сразу подобрал название. Нет, ну стена высотой двадцать метров — это нормально. Такая стена окружает весь Стакомск, мы это еще в школе проходили. Высокая, толстая, из однородного серого материала, стена как стена, большая только. А вот под ней, спрятавшись от города за буйными парковыми зарослями и царил архитектурный паноптикум, способный оскорбить любого из советских строителей! Ну или просто людей с каким-либо чувством вкуса.

Комплекс напоминал творение доктора Франкенштейна, только не нормального, а могущего в архитектуру и очень любящего закидываться веществами. Иначе не объяснить, что центральную роль в экспозиции выполнял массивный трехэтажный деревянный барак, почти полностью увитый плющом. Старый такой, поживший, демонстрирующий темными от времени и погодных неурядиц досками свою бессовестную древность. Моё сознание запросило пощады, когда я перевел взгляд на пристройку слева к этому бараку, выполненную в виде вполне современного четырехэтажного здания. Круглого такого, то есть без углов. Покрытого розовой краской и кокетливо несущего на крыше здоровенную спутниковую тарелку. Справа же к бараку было пристроено нечто вроде ангара для самолетов… нет, это и был гребаный самолетный ангар, у которого кто-то запилил дверь под самый верх, получив эдакие шестиметровые двойные створки!

Шансов, что это не то здание, которое я ищу, не было никаких, потому что какая-то добрая муниципальная душа, оценив тщетность каких-либо надписей на стене заросшего плющом как сволочь барака, вывела темно-красной краской трафаретные буквы на розовом боку круглой недобашни «Коморская 14/г».

На секунду мне остро захотелось назад в застенки, в пустую камеру, залитую бездушным белым светом ламп. Не то чтобы моё чувство вкуса было так уж сильно травмировано, но эта инсталляция из гигантского деревянного барака, куска ангара, пришпандоренного к стене и кокетливого розового нечто… сильно смущала. Внушала, так сказать, опасения.

Правда, додумать свои умные мысли мне не дали. Из дверей центрального здания бодро выскочил парень в шортах и майке-алкоголичке, дробно простучал разношенными кроссовками по скрипящим ступенькам, оглянулся по сторонам, а заметив меня, расплылся в широкой и искренней улыбке.

— Витя!

— О, привет, Паш! — мне существенно полегчало. Если он тут выжил, то и я выживу.

Разговор много времени не занял, просто порадовались тому, что оба еще дышим, а сам Салиновский, с гордостью продемонстрировав слегка набухшие мослы в тех местах, где у человека бицепсы, сказал, что идёт на поправку как человек и личность. Причем, идёт точно и уверенно, ты, Вить, не думай! Скоро сам всё поймешь! Ладно, пока, я побежал, опаздываю на вводную лекцию! Ты идёшь? Нет? Хорошо, потом дам списать!

…и убежал, даже не поняв, что я теперь не тревожный. И даже без КАПНИМ-а. Еще один мелкий бонус. Пока Окалина искала способ меня расстрелять (наверное), я насобачился контролировать состояние перехода. Это оказалось не так сложно, всего-то требовалось провести пару часиков в тишине и покое без насильственного перепрыгивания из фазы в фазу.

Иронично. Всю жизнь был «хорошим мальчиком» и жил хреново, но стоило лишь свернуть шею одному мудаку, как жизнь осыпала меня радостями и облегчениями. И какой неправильный вывод из этого обязан сделать молодой растущий организм?

На смену ускакавшему Паше из дверей барака вышла бабуля в розовой ночнушке, тут же уставившись на меня. Ответив ей тем же, я экспертно установил, что это не ночнушка, а платье или сарафан, причем не советское, а совсем даже китайское, расшитое какими-то красными птицами. Китайской была и сама бабуля, неодобрительно пялящаяся на меня. В смысле китаянкой. Высокой, худой и стройной, где-то, на глазок, от 40 до 160 лет возрастом, наверное, потому что я нишиша не разбираюсь в том, как азиаты стареют.

— Чего стоишь, шипоголовый?! — на чистейшем русском осведомилась китаянка, — Не мозоль себе глаза, им и так плохо, судя по виду! Заходи!