Выход: Запад (ЛП)

В один день она показала Саиду какое-то устройство, похожее на наперсток. Она была очень довольной, и он спросил причину этого, и она ответила, что это устройство могло стать ключом к плебисциту, что оно могло отличить одного человека от другого, чтобы голосовали лишь один раз, и его производят в огромных количествах по такой дешевой стоимости, почти равной нулю, и он положил это устройство себе на ладонь и обнаружил к своему удивлению, что оно весило не тяжелее птичьего пера.

* * *

Когда Надия покинула их хижину, она и Саид не общались друг с другом до конца дня и весь следующий день. Это был самый долгий перерыв в их общении с тех пор, как они покинули их город. Вечером на второй день после расставания Саид позвонил ей и спросил, как она, чтобы узнать, все ли у нее в порядке, а также услышать ее голос; ее голос показался ему и знакомым и незнакомым, и во время разговора ему очень хотелось увидеться с ней, но он сдержал себя, и они закончили разговор, не делая никаких попыток для встречи. Она позвонила ему следующим вечером, и вновь — короткий разговор, и после этого они обменивались сообщениями и звонками в последующие дни; прошли первые выходные после их расставания, и на следующие выходные они решили встретиться на прогулке у океана, и они прогулялись под шум ветра и разбивающихся волн в шипении брызг воды.

Они опять встретились в следующие выходные, и — опять в другие выходные; горечь присутствовала в их встречах от того, что они скучали друг по другу и были одиноки, ощущая свою бесцельность в новых для них местах. Иногда после их встреч Надия разрывалась внутри, и точно так же чувствовал себя Саид, и оба с трудом балансировали на краю отчаянности физического жеста, который снова сблизил бы их вместе, но все же они удержали себя от опрометчивого шага.

Ритуал их недельных прогулок — и мучений — был нарушен тем, что вступили в действие другие силы человеческих отношений: Надии с поварихой, Саида с дочерью пастора, их новых знакомств. Первая пропущенная ими прогулка в выходные остро переживалась ими, вторая — уже не так остро, а третья — почти никак, и вскоре они встречались лишь раз в месяц или где-то около того, и много дней проходило между их звонками или сообщениями.

Они находились в подобном состоянии расхождения до перехода зимы в весну — хотя переходы сезонов в Марине иногда длились несколько часов в день, когда куртка снималась и одевался свитер — и все в том же состоянии до перехода теплой весны в прохладное лето. Никого из них не радовал случайный взгляд на новые отношения прошлой любви в социальной среде интернета, и они отдалились друг от друга в виртуальных отношениях, и пока они все еще хотели интересоваться и справляться о жизни друг друга, это желание угнетало их, служа тревожным напоминанием о непрожитой жизни, отчего они начинали все менее и менее беспокоиться друг о друге, все менее и менее считая, что бывшему партнеру будут интересны лишь поиски нового счастья, и в конечном итоге прошел месяц без никаких контактов, а затем — год, а затем — и жизнь.

* * *

За пределами Марракеша, на возвышенности, рассматривая роскошный дом мужчины, которого когда-то называли принцем, и женщины, которую когда-то считали чужеземкой, стояла служанка в опустевшем поселке, и она не могла говорить, и, судя по всему, именно по этой причине она не могла никуда уйти. Она работала в том доме внизу, где сейчас работало гораздо меньше слуг, чем год тому назад, и еще меньше по сравнению с предыдущими годами, и обслуга постепенно уходила или меняла хозяев, но только не эта служанка, которая ездила каждое утро на автобусе и жила на одно лишь жалование.

Она не была старой, но муж и дочь покинули ее; муж уехал вскоре после их свадьбы в Европу, откуда он не вернулся, и откуда со временем он перестал слать деньги. Мать служанки заявила, что это произошло из-за того, что она не говорила, и что она привила ему вкус наслаждения плотью, незнакомый ему до их свадьбы, и так получилось, что она вооружила его, как мужчину, и обезоружила себя, как женщину. Ее мать слишком строго отнеслась ко всему, а служанка не считала себя неудачливой, потому что ее муж дал ей дочь, и дочь была ее спутницей в жизненной дороге; дочь тоже ушла через дверь, но она возвращалась навестить, и, каждый раз возвращаясь, она просила мать пойти с ней, а та не соглашалась, потому что понимала ненадежность и хрупкость вещей и ощущала себя небольшим растением на небольшом куске почвы между камнями в засушливом и ветреном месте, и она не была нужна миру, а здесь ее знали и терпели, и это уже было благом.