Выходец с Арбата

Я понимал его прекрасно: как и все уголовники с прошлым, Юра страдал тоской по простому патриархальному быту. Тут сказывалось, видимо, и влияние Марфиньки - маленькой мещаночки с мизерными запросами. Меня это мало волновало, поскольку Фарафонов был у меня в руках: я один знал о том, что имелось на совести у этого человека. И все же с такими настроениями Фарафонов не годился для ответственных дел. Пришлось напомнить ему о духе и букве нашего соглашения, на которое он, черт побери, сам напросился.

- Да я не возражаю, - вяло сказал Фарафонов. ~ Скучно только чего-то. Два месяца прошло, а конца не видать.

- Конечной цели, Юра, - ответил я ему, - конечной цели у науки нет и быть не может. Познание - это процесс. Мы с вами лишь устраняем препятствия на пути движения научной мысли.

- Чьей мысли-то? - полюбопытствовал Фарафонов.

- Коллективной, разумеется, - ответил я хладнокровно. - А в чем, собственно, дело? Через месяц вы будете свободны, как птица. Или вы чем-нибудь недовольны?

- Да мне-то что, - уклончиво сказал Фарафонов. - Перспективы не вижу. Вот не вижу - и все.

- А вам, Юрий Андреевич, ее видеть и необязательно. Достаточно того, что я ее вижу. 32

А тучи над моей головой все сгущались, и вскоре упали первые капли дождя. Меня вызвал к себе Бичуев (не встретил в коридоре, как раньше, а именно вызвал: он теперь сидел в кабинете Конрада Д.Коркина), и ледяной блеск его очков не предвещал ничего хорошего.

- Вот что, Владимир Лаврентьевич, - сказал он, потирая двумя пальцами свой лоснящийся носик. - У людей создалось впечатление, что вы топчетесь на месте. Пора вам отчитаться за свою работу, хотя бы вчерне.

Я похолодел. Вот это был удар так удар! Враги мои нащупали самое уязвимое место: последнее время мысль моя была занята только борьбою, и к работе я несколько поприостыл.

- Что ж, это справедливо, Иван Иванович... - начал я.

И кто бы мог подумать, что придет время, когда я вынужден буду вспомнить его имя-отчество? На протяжении нескольких лет этот человек был для меня безнадегой Бичуевым, и вот своими руками, можно сказать, я сделал из него человека.

- ...но не кажется ли вам, что начинать с меня было бы стратегической ошибкой? Анисин выступал на симпозиуме, вышел в большой эфир, ему и карты в руки. А уж затем, попозднее...

- Анисин отчитывается на Ученом совете сегодня, - блеснув очками, сказал Бичуев. - Следующая очередь ваша.

- А в качестве кого вы, собственно, это говорите?

- В качестве исполняющего обязанности директора института.

Вот как. Две новости подряд, и обе я проморгал. И Марфинька нам ничего не сказала. А может быть, сказала, но не мне.

- Когда... в котором часу выступает Анисин? - спросил я прерывающимся голосом.

Бичуев посмотрел на часы.

- В семнадцать ноль-ноль, - ответил он любезно. - Но заседание закрытое, имейте в виду.

В приемной возле Марфинького стола увивался Фарафонов. Видимо, я застал их врасплох, потому что оба они уставились на меня чуть ли не с испугом.

- Юрий Андреевич, на пару слов, - холодно сказал я и взялся за ручку двери.

- Он что вам, мальчик на побегушках? - звонким голосом спросила Марфинька.

Я пожал плечами и вышел. 33

Фарафонов догнал меня в коридоре, возле курилки.

- Не сердитесь на нее, Володя, - сказал он, положив руку мне на плечо. Сами понимаете: женщина. Она ревнует меня буквально ко всему.

- И к вашему прошлому, видимо, тоже. - Я высвободил плечо и сел на диван.

Фарафонов остался стоять. Я взглянул ему в лицо - он жалко моргал глазами.

- Это запрещенный прием, - тихо произнес он.

- Разве? - осведомился я. - Мы об этом не договаривались.

Фарафонов подумал.

- Ладно. Какие будут указания?

Я сжалился над ним.

- Садитесь.

Он сел чуть поодаль.

- На заседание Ученого совета вы можете пройти?

- Могу. Но потом меня выставят.

Вот черт! Я об этом забыл. Массовое воздействие ему недоступно.

- Ну, хорошо. Необходимо укоротить Бичуева. Он окончательно зарвался.

- Каким же образом?

- Скажем так. Минут через двадцать он пойдет в зал заседаний. В коридоре его обступят люди, станут надоедать вопросами. Вы встанете вот здесь, возле лестничной клетки, так, чтобы не бросаться в глаза. Неожиданно Бичуев снимает пиджак и...

- Он старый человек, Володя, - перебил меня Фарафонов.

- Да, да, - поспешно согласился я. - Недозрелая идея. Тогда так. Он отдает идиотский приказ...

- Например?

- Например, выносить на улицу несгораемые шкафы... Нет, не то. Мы не должны выставлять его невменяемым. Полная неспособность к руководству - вот что должно быть ключом. Может быть, вы что-нибудь посоветуете?

- Не понимаю, что это даст, - сказал Фарафонов. - Старика уберут, и его место займет Анисин. Вы, Володя, пока не котируетесь.

- Что вы хотите этим сказать? - спросил я, глядя ему прямо в глаза.

Фарафонов сокрушенно молчал.

- Ах ты выходец проклятый! - заорал я, не помня себя от бешенства. - Ты еще будешь мне шпильки подсовывать? Делай, что сказано!

Фарафонов встал, сунул руки в карманы, лицо его окаменело.

- Ну-ну, полегче, - сказал он. - Полегче при дамах.