Выключатель

Невероятно. Это были первые цифры телефона Оли. По крайней мере, теперь понятно, что она живет в центре.

А дальше?

Дальше не помню… Шесть, кажется?

Шесть?

Или семь.

Дедушка, мне очень надо, чтобы ты вспомнил. Это очень важный телефон. Очень важный. Оля – мой друг. Если ты вспомнишь ее телефон, я на ней женюсь.

А мы с Верой так и не расписались.

Так я узнал, что моя бабушка и дедушка не были расписаны.

Если есть любовь, штамп не нужен.

Так я узнал, что у дедушки и бабушки была любовь. Кто бы мог подумать.

Дедушка, я тебя очень прошу. Вспомни телефон, пожалуйста. Или вспомни – куда ты его записал.

Голова! Ничего не помню.

Я понимаю, это сложно. Постарайся. Если вспомнишь, я дам тебе четыре димедрола и целую пачку родедорма.

А!

Это «А!» означало, что дед отказался от вознаграждения. Невероятно.

На следующий день дед разбудил меня в восемь утра. Он был уже одет в свой лучший костюм.

Я буду в районе рынка, что-нибудь надо купить?

Я еще толком не проснулся.

Купи помидоров и чеснок.

Деда не было три часа. Он вернулся уставший, но оживленный. Чеснок он забыл купить, но купил помидоры, клубнику и кусок свинины на кости.

Де, рынок же близко. Почему ты так долго?

Не получалось.

Не получалось что?

Не работает.

Кто не работает?

Но еще до того, как дед показал характерный жест, страшная правда дошла для меня.

Ты был у Фиры Борисовны?

Еще в детстве я подслушал разговор взрослых о страшной женщине, живущей в районе рынка. Из того разговора я запомнил, что женщина имела неудачную оперную карьеру и большие планы на Константина Семеновича, то есть на дедушку.

Совсем глухая. Я говорю ей: «Фира, помнишь меня?» А она: «Ваня!» «Я не Ваня, я Костя!» Совсем глухая.

Де. Я тебя очень прошу. Не ходи больше к Фире Борисовне…

Двести двадцать четыре сорок.

Двести двадцать четыре сорок?

Дальше пока не получается вспомнить.

В то время киевские телефонные номера еще были семизначными. Значит, оставались неизвестными всего две цифры. Две цифры – это всего лишь сто комбинаций. Сто раз набрать телефонный номер и спросить Олю – это вполне посильная задача для влюбленного дембеля.

Дед, проси что хочешь.

Разруби мне косточку. Хочу бульон сварить.

Я наточил топорик, который нашел за кроватью, и разрубил толстую свиную кость. Дед сварил абсолютно недиетический бульон и засыпал в него зелень.

Не смотри, еще не готово.

Может, посолить?

Солить в конце. Сходи лучше за квасом. Завтра обещают за тридцать.

Когда я вернулся с бидоном холодного кваса, стол в большой комнате был застелен скатертью. Посередине стояла большая дымящаяся супница.

Хорошо бы сейчас коньячку.

Я послушно пошел в комнату родителей. Ключ от бара лежал на третьем томе «Народного искусства Венгрии».

За последние две цифры!

За будущее не пьют.

Кто сказал такую глупость?

После обеда я перенес к деду в комнату свой бобинный магнитофон, чтобы он послушал записи Паторжинского. Пленка два раза рвалась, но я склеил ее ацетоном. Потом дед подарил мне готовальню, а я заменил батарейки в его фонарике. Потом мы посмотрели старые газеты с сообщением о полете Гагарина. Потом играли в дурака, потом болели за «Динамо Киев».

А ты знаешь, что я Шаляпина видел? Когда до войны ездил во Францию за торсионами. Правда, оказалось, что французские никуда не годятся. Разрушаются при минимальных боковых нагрузках. Мы потом разработали специальный компенсатор…

Расскажи про Шаляпина.

Но дед не успел рассказать про Шаляпина. Он вспомнил.

Я вспомнил. Двести двадцать четыре сорок восемьдесят семь.

Повтори, я запишу.

Я записал.

Восемьдесят семь.

Потом я принес деду, как обещал, полпачки родедорма. Димедрола, правда, я дал только одну таблетку. Димедрол плохо сочетается с алкоголем.

К Фире Борисовне дедушка больше не ходил. Он прожил еще долго и сломал шейку бедра только в год смерти принцессы Дианы.

А на Оле я так и не женился. Она говорила «бегим купаться».

Занавес