Выключить моё видео

Мама, наверное, ещё не встала. Вчера ворочалась от бессонница, от телевизора, который они перестали выключать днём, потому что каждую минуту могут сказать что-то важное.

Но и утром могут сказать, но мама не услышит, потому что спит. И мы ходим на цыпочках мимо большой комнаты.

«Большая» – потому что родительская, а моя – «маленькая», хотя на самом деле не сильно меньше. Есть письменный стол, полки, старенькая бабушкина циновка с китайским драконом на стене. Они хотели выкинуть, не дала. Пусть живёт, дышит. У дракона язык был оранжевый, но выцвел в белёсо-желтоватый, потому что солнце падает на него от окна. Надо бы перевесить, наверное, но привыкла к нему именно здесь.

После всех уроков можно будет выйти на балкон смотреть, как разрослась за день крона большой берёзы. Кажется, что с каждым часом становится гуще, зеленее, ярче.

Чудный май, желанный май.

В песне поётся.

Не помню дальше.

Чудный май, желанный май,
Ты отраду сердцу дай…

Старая песня, а пристала – в шестом классе на музыке учили. Эту, а ещё военные – чтобы каждый год на День Победы петь. И пели, выходили под пыльный плюш занавеса актового зала, на отремонтированную сцену, под взгляды тех, кто не пел. Голосистых отобрали, остальных оставили глазеть, трепаться, пальцем у виска крутить.

В девятом стали, конечно, внимательнее слушать, перестали передразнивать и приниматься петь издевательски на любых переменах, поняли.

Вот только мы стали петь хуже, и никогда наш школьный ансамбль не брал призовых мест на городских конкурсах.

А в десятом и я потеряла интерес.

Чудный май, желанный май,
Ты отраду сердцу дай.
Голубеющий простор
Ароматом напоён…

Велели петь, отчётливо выговаривая «о» – «арОматом», хотя звучит по-идиотски. Ясно, почему смеялись, не выговаривали. Слава богу, что в этом году петь не заставят – никто не празднует, даже не говорят. А школа закрыта, и на бордовый тяжёлый занавес легла пыль.

Да, Алёнка поёт вроде как, я однажды слышала. Тогда ребята стали её всё в караоке звать, прикалываться – а Макшанская, когда пришла в класс только, нихрена не понимала, что они смеются, смущалась, отказывалась, потом грубила. А им что, только веселее было.

Наверное, русич начался, нужно сходить за кофе.

– Неужели не начали до сих пор, что ты там делаешь тогда? – спрашивает папа. Он тихонечко курит в форточку, привстав на цыпочки, чтобы точно дотягиваться сигаретой: мама раскричится, если увидит, но спит, поэтому можно. А я не чувствую, мне всё равно, пусть хоть в комнате курит. Один раз сидели с ребятами, и все дымили, не проветривали, наутро голова была тяжёлой и мутной, похмельной. Ничего не чувствовала, не замечала, не отличала яблочного «Kiss» от ментолового «Vogue», синего «Winston» от «LD». А они старались, покупали, на что хватало. У меня хватало на любые, потому что курила редко, избирательно, по настроению и компании.

Но не отличала.

Папины тоже не чувствую.

– Начали, а как же. Вроде как перемена.

– И ты за кофе сразу? – смеётся, не осуждает. Тут мы сообщники.

– Да, после разговоров с Алёной только он и спасает.

– Это с Алёной Макшанской, глазастенькой такой? А что не так?

Алёнка нравится папе как-то даже по-родственному.

– Ей трудно.

Верю, что и вправду. Не хочу ничего папе пересказывать – ни про отчима её, ни про Всеволода. Но только думаю, что если бы меня парень попросил приехать – нашла бы как-то денег на такси.

Но у Всеволода длинные тёмные волосы, вечно словно бы грязноватые, путающиеся, поэтому не хочется представлять себя на месте Алёнки. Илюша и то симпатичнее, хотя и маленького роста. Может, вырос за полтора месяца.

– Почему трудно? По учёбе?

– Нет, по учёбе хорошо.

То есть плохо, конечно. Может, по литературе что-то и скажет. По другим никогда не писала и не станет, сейчас тем более никто не заставит. Кажется, Макшанская просто не верит, что будет ЕГЭ, что он когда-нибудь будет иметь к ней отношение; только не к ней.

А Яна и тот парень из другой школы вечерами гуляют.

Видела сама, когда в подъезд выходила – сама не знаю зачем выходила, просто захотелось позавчера себя куда-то деть, в подъезд хотя бы. Так вот посмотрела в окно – сидят на лавочках, а в руках банки. Они пиво любят, вишнёвое.

Вкусное?

Надо будет у Алёнки спросить.

Но она в душе, ей не до меня.

И ясно, что на русиче не появится.

Может, потом на алгебру, потому что иначе Тамара всем пистонов вставит.

Блин, алгебры же не будет, точно. Интересно, с чего бы это, когда Тамара всегда первой орала, что самое важное у нас – с ней? Говорила – раз годовую контрольную никто не отменял, то напишем «по интернету». Так и говорит – «по интернету». Но никто не смеётся, потому что и верно контрольная будет, и не решит никто, кроме Илюши и ещё парочки умников, и Тамара будет звонить родителям. Всем. Даже маме Яны.

И никто не боится, конечно, всем всё равно.

Но смеяться не будут.

Мама Яны ходит на работу.

Моя мама в отпуске, поэтому спит.