Выкорчеванная (ЛП)

Она провела меня мимо каждого из них, а я мысленно еще сильнее возненавидела Солю за то, что он снова оказался прав. Каждый был рад знакомству и предельно вежлив, по крайней мере поначалу. Никто не просил меня показать волшебство. Всех занимали разговоры о спасении королевы. Их воспитание не позволяло спрашивать напрямик, но каждый сказал что-нибудь вроде: «Как я слышал, ее стерегла настоящая химера…», — сделав ожидаемую паузу, предлагая мне их поправить.

Я могла бы все рассказать. Могла бы отделаться каким-нибудь хитрым способом или наврать о любых чудесах: они были готовы восхищаться любому мной сказанному слову, позволить мне объявить себя героиней. Но я вспомнила об ужасной бойне, о настолько пропитавшей землю крови, что та превратилась в болото. Так что я вздрагивала, отмахивалась и отвечала просто «нет» или вообще ничего, обрывая разговор неловким молчанием. Наконец, наша расстроенная хозяйка оставила меня в углу рядом с деревом: это оказалось апельсиновое деревце, растущее в кадке прямо в доме, и ушла заглаживать растрепанные перья гостей.

Мне стало совершенно очевидно, если я и могла чем-то помочь Касе, только что я сделала прямо противоположное. Так что я размышляла в мрачном настроении, не стоит ли мне наплевать на свое упрямство и отправиться поискать Солю, когда рядом со мной появилась леди Алиса:

— А я сразу и не догадалась, что вы новая ведьма, — взяв меня под руку и наклонившись ко мне заговорщицки сказала она: — Ну, конечно, вам не нужен портшез. Скажите, вы правда путешествуете, превращаясь в огромную летучую мышь? Как Баба Яга?

Я была рада поговорить о Яге, о всем, что касается Чащи, а еще больше была рада найти хоть кого-то, кроме Соли, кто мог подсказать мне, как себя вести. К окончанию ужина я уже приняла приглашение леди Алисы разделить завтрак, сыграть в карты, а также поужинать завтра. Следующие два дня я провела почти исключительно в ее компании.

На самом деле я не думала, что мы стали друзьями. Лично я не была в настроении заводить друзей. Всякий раз покидая замок и возвращаясь обратно я вынуждена была проходить мимо казарм королевской гвардии, а посредине двора королевского замка стояла выщербленная железная колода, обугленная до черна, на которой обезглавливали оскверненных прежде, чем предать их тела огню. Неподалеку находилась кузница Алёши, в которой очень часто ревело пламя, и я видела ее силуэт в сверкании оранжевых искр, выбиваемых сотканным из теней молотом.

— Единственная милость, которую можно предложить оскверненному — это острый меч, — как-то сказала она, когда я попыталась уговорить ее посетить Касю. Я не могла перестать думать, что пока я рассиживаю в пышных палатах, уплетая икру с хлебом, с которого срезана корочка, запивая ее чаем с сахаром, и пытаясь вести светские беседы с незнакомыми людьми, волшебница кует топор палача.

И все же, я правда считала, что леди Алиса добра, раз пригрела под своим крылом неуклюжую деревенскую девицу. Она была всего на год или два старше меня, но была уже замужем за старым богатым бароном, проводившим большую часть времени за карточным столом. Кажется, она знала всех вокруг. Я была ей благодарна, настраивалась оставаться таковой, и почти чувствовала себя виноватой за то, что не могла составить ей достойную компанию или как следует усвоить придворные манеры. Я не знала, что ответить, когда леди Алиса громко и пылко расхваливала кружева на моем платье или мои успехи в танцах, когда она под довольные взгляды окружающих уговорила какого-то юного бедолагу с выпученными глазами составить мне пару к большому ущербу для его ног.

До третьего дня я и не догадывалась, что она надо мной смеется. Мы собирались встретиться на вечернем музыкальном приеме в особняке баронессы. На всех приемах звучала музыка, поэтому мне было невдомек, почему именно этот прием назван музыкальным. Когда я спросила, Алиса лишь рассмеялась в ответ. Но я покорно пришла после обеда, изо всех сил стараясь не испачкать мой длинный серебристый шлейф и не уронить соответствующий по цвету головной убор: длинный закругленный тяжеленный кокошник, который постоянно съезжал с моей головы то вперед, то назад, но не хотел держаться на месте. Наконец, при входе в зал мой шлейф застрял в дверях, а кокошник опустился и повис на ушах.

Алиса меня заметила и, драматично заломив руки, пересекла комнату в моем направлении:

— Дорогая, — затаив дыхание, горячо произнесла она: — какой замечательно оригинальный наклон. Никогда не видела ничего подобного.

Я, не подумав, выпалила:

— Ты что, пытаешься… меня оскорбить? — едва меня посетила эта мысль, как все странности сказанных ею слов и совершенных дел сложились в цельную картину и обрели странно темный смысл. Сперва я даже не поверила своим мыслям. Я не могла понять, зачем ей это нужно. Никто не заставлял ее заговаривать со мной или составить мне компанию. Я не могла понять, зачем ей влипать в беду, чтобы просто оказаться в неприглядном свете.