Выкуп

– Алло, Энди, – говорит Мак, цедя сквозь зубы, – рад, что ты вернулся. Тут без тебя произошли кое-какие перемены.

– Вижу, – говорю я, – и, сознаюсь, это кощунственное явление. Не таким тебя создал всевышний, Мак Лонсбери. Зачем же ты надругался над его творением, явив собой столь дерзкое непотребство!

– Понимаешь, Энди, – говорит он, – меня выбрали мировым судьей.

Я внимательно посмотрел на Мака. Он был беспокоен и возбужден. Мировой судья должен бать скорбящим и кротким.

Как раз в этот момент по тротуару проходила какая-то девушка, и я заметил, что Мак словно бы захихикал и покраснел, а потом снял цилиндр, улыбнулся и поклонился, и она улыбнулась, поклонилась и пошла дальше.

– Ты пропал, – говорю я, – если в твои годы заболеваешь любовной корью. А я-то думал, что она к тебе не пристанет. И лакированные ботинки! И все это за какие– нибудь два месяца!

– Вечером у меня свадьба… вот эта самая юная девица, – говорит Мак явно с подъемом.

– Я забыл кое-что на почте, – сказал я и быстро зашагал прочь.

Я нагнал эту девушку ярдов через сто. Я снял шляпу и представился. Ей было этак лет девятнадцать, а выглядела она моложе своих лет. Она вспыхнула и посмотрела на меня холодно, словно я был метелью из «Двух сироток».

– Я слышал, что сегодня вечером у вас свадьба? – сказал я.

– Правильно, – говорит она, – вам это почему-нибудь не нравится?

– Послушай, сестренка, – начинаю я.

– Меня зовут мисс Ребоза Рид, – говорит она обиженно.

– Знаю, – говорю я, – так вот, Ребоза, я уже не молод, гожусь в должники твоему папаше, а эта старая, расфранченная, подремонтированная, страдающая морской болезнью развалина, которая носится, распустив хвост и кулдыкая, в своих лакированных ботинках, как наскипидаренный индюк, приходится мне лучшим другом. Ну на кой черт ты связалась с ним и втянула его в это брачное предприятие?

– Да ведь другого-то нету, – ответила мисс Ребоза.

– Глупости! – говорю я, бросив тошнотворный взгляд восхищения на цвет ее лица и общую композицию. – С твоей красотой ты подцепишь кого угодно. Послушай, Ребоза, старикашка Мак тебе не пара. Ему было двадцать два, когда ты стала – урожденная Рид, как пишут в газетах. Этот расцвет у него долго не протянется. Он весь пропитан старостью, целомудрием и трухой. У него приступ бабьего лета – только и всего. Он прозевал свою получку, когда был молод, а теперь вымаливает у природы проценты по векселю, который ему достался от амура вместо наличных… Ребоза, тебе непременно нужно, чтобы этот брак состоялся?

– Ну ясно, – говорит она, покачивая анютины глазки на своей шляпе. – И думаю, что не мне одной.

– В котором часу должно это свершиться? – спрашиваю я.

– В шесть, – говорит она.

Я сразу решил, как поступить. Я должен сделать все, чтобы спасти Мака. Позволить такому хорошему, пожилому не подходящему для супружества человеку погибнуть из– за девчонки, которая не отвыкла еще грызть карандаш и застегивать платьице на спине, – нет, это превышало меру моего равнодушия.

– Ребоза, – сказал я серьезно пустив в ход весь свой запас знаний, первопричин женских резонов, – неужели нет в Пинье молодого человека… приличного молодого человека, который бы тебе нравился?

– Есть, – говорит Ребоза, кивая своими анютиными глазками, – конечно, есть. Спрашивает тоже!

– Ты ему нравишься? – спрашиваю я. – Как он к тебе относится?

– С ума сходит, – Отвечает Ребоза. – Маме приходится поливать крыльцо водою, чтобы он не сидел на нем целый день. Но завтра, думается мне, с этим будет покончено, – заключила она со вздохом.

– Ребоза, – говорю я, – ты ведь не питаешь к старичку Маку этого сильного обожания, которое называют любовью, не правда ли?

– Еще недоставало! – говорит девушка, покачивая головой.

– По-моему, он весь иссох, как дырявый бочонок. Вот тоже выдумали!

– Кто этот молодой человек, Ребоза, который тебе нравится? – осведомился я.

– Эдди Бэйлз, – говорит она, – Он служит в колониальной лавочке у Кросби. Но он зарабатывает только тридцать пять долларов в месяц. Элла Ноукс была раньше от него без ума.

– Старикашка Мак сообщил Мне, – говорю я, – что сегодня в шесть у вас свадьба.

– Совершенно верно, – говорит она, – в шесть часов, у нас в доме.

– Ребоза, – говорю я. – Выслушай меня! Если бы Эдди Бэйлз имел тысячу долларов наличными… На тысячу долларов, имей в виду, он может приобрести собственную лавочку… Так вот, если бы вам с Эдди попалась такая разрешающая сомнения сумма, согласилась бы ты повенчаться с ним сегодня в пять вечера?

Девушка смотрит на меня с минуту, и я чувствую, как ее организм охватывают непередаваемые размышления, обычные для женщин при таких обстоятельствах.

– Тысячу долларов? – говорит она. – Конечно, согласилась бы.

– Пойдем, – говорю я. – Пойдем к Эдди!

Мы пошли в лавочку Кросби и вызвали Эдди на улицу. Вид у него был почтенный и веснушчатый, и его бросило в жар и в холод, когда я изложил ему свое предложение.

– В пять часов? – говорит он. – За тысячу долларов? Ой, не будите меня. Понял! Вы богатый дядюшка, наживший состояние на торговле пряностями в Индии. А я покупаю лавочку старика Кросби – и сам себе хозяин.