Выкуп за мертвеца

— Овейн сам выскажется по этому поводу, когда я доложу ему о случившемся, — вымолвил Эйнон. — Не имея его указаний на этот счет, я должен оставить у вас Элиса ап Синана и забрать с собой Элиуда. Я считаю, что выкуп за Элиса не уплачен и юноша останется здесь.

— Боюсь, остаться придется не только Элису, — вмешался Кадфаэль, резко повернувшись к ним. — Вы не все еще знаете. Хью верно сказал, что лорду Жильберу не угрожала смертельная опасность и требовались только время и покой, чтобы он поправился. Правда, он постарел до времени, но все равно справился бы. Нет, он умер не от слабости и болезни. Чья-то рука помогла ему умереть.

— Ты хочешь сказать, — спросил Хью после мрачной паузы, — что это убийство?

— Да, убийство. Тут есть ясные следы.

— Покажи, — попросил Хью. Кадфаэль стал показывать. Хью и Эйнон внимательно следили за его пальцем.

— Тут не требовалось большой силы, все закончилось без борьбы. Смотрите, вот следы. Вот тут, вокруг носа и рта. Этого не было, когда мы укладывали его в постель. Губы синюшного оттенка, и если вы взглянете повнимательнее, то увидите отпечатки зубов на верхней губе. Ему зажали рот и нос, и он задохнулся. Сомневаюсь, что он проснулся. Он крепко спал, к тому же был так слаб. Все произошло очень быстро.

Бросив взгляд на кровать, Эйнон спросил вполголоса:

— А чем ему прикрыли лицо? Одеялами?

— Это пока что не известно. Мне нужно время и хорошее освещение. Но я абсолютно уверен, что Прескота убили.

Больше Кадфаэлю не задали ни одного вопроса. Эйнон видел много смертей, а Хью безоговорочно верил суждениям Кадфаэля. Все трое молча смотрели друг на друга.

— Брат прав, — наконец вымолвил Эйнон. — Я не могу забрать с собой ни одного человека, если есть хоть малейшее подозрение, что тот может быть замешан в убийстве. Они вернутся домой лишь после того, как откроется вся правда.

— Из всего вашего отряда, — сказал Хью, — вы, милорд, и двое ваших капитанов вне всякого подозрения. Вы не входили в лазарет до этого момента, а они не входили вообще. Кроме того, вы трое были вместе со мной и аббатом на протяжении всего визита. Было бы лучше, если бы вы поскорее отправились к Овейну Гуинеддскому и сообщили ему о случившемся. Мы надеемся, что истина скоро откроется и все невиновные будут свободны.

— Хорошо, я уеду, и мои капитаны со мной. Но что касается остальных…

И оба принялись вспоминать, как разделился отряд. Гости аббата направились в его покои, остальные — на конюшню а потом разбрелись кто куда, пока их не позвали в трапезную обедать. За полчаса до обеда двор и вовсе опустел.

— Все остальные могли сюда войти — подытожил Эйнон. — Шестеро моих людей и Элиуд. Если только кто-то из них не находился в обществе обитателей аббатства или не был у них на виду. Я в этом сомневаюсь, но можно проверить.

— Нужно также проверить всех, кто тут живет. Несомненно, из всех нас меньше всего причин желать ему смерти у валлийцев, ведь вы везли его сюда и всю дорогу заботились о нем. Тут находились братья монахи, путники, мирские слуги, я сам, — правда, я все время был с вами. Еще мои люди, которые доставили Элиса из крепости… сам Элис…

— Его привели прямо в трапезную, — сказал Эйнон. — Впрочем, он в любом случае остается здесь. Нам бы нужно сейчас отобрать тех из моих людей, кто вне подозрений, и я заберу их с собой. Чем раньше Овейн Гуинеддский узнает обо всем, тем лучше.

— А мне нужно сообщить новость вдове и дочери Прескота, а также поставить в известность аббата, — печально сказал Хью. — Какой тяжкий долг! Убийство в его владениях!

Пришел аббат Радульфус, мрачный, но сдержанный. Он долго и печально вглядывался в мертвое лицо, затем выслушал Кадфаэля и прикрыл лицо покойного льняной простыней. Пришел и приор Роберт, выведенный печальным событием из своей аристократической невозмутимости. Он качал головой и сокрушался о несовершенстве мира и осквернении святого места. Теперь придется вновь освящать помещение, чтобы очистить его, а сделать это можно будет, только когда откроется истина и свершится правосудие. Пришел брат Эдмунд, опечаленный сверх всякой меры тем, что убийство произошло во вверенном ему лазарете. Он был безутешен и винил себя во всем. Надо было поместить охрану у постели шерифа, твердил он снова и снова. Но кто же мог знать, что случится такая беда? Он дважды заглядывал к шерифу, и все было спокойно. Покой, тишина и время — вот что требовалось больному. Дверь оставили чуть приоткрытой, и любой брат, проходивший по коридору, услышал бы, если бы больной проснулся и ему что-нибудь понадобилось.

— Не сокрушайся! — сказал Кадфаэль, вздохнув. — Не вини себя ни в чем. Всем известно, что никто так не заботится о своих подопечных, как ты. Постарайся успокоиться, нам с тобой придется опрашивать всех, кто здесь находился, не заметили ли они чего-нибудь подозрительного.