— Дура ты, Ника! — злится она. — Ясно же, что он ищет свою единственную.
— Даже если так, — отзываюсь равнодушно. — С чего ты взяла, что это — ты?
— А почему не я? — Машка выпячивает вперёд свой
Ну что ж, если она считает, что у неё есть шанс — пусть попробует.
— Тогда рискни, — говорю и понимаюсь, чтобы отнести поднос. Мысленно выстраиваю дальнейшие планы на остаток дня — хотела заглянуть в библиотеку, подобрать литературу по своему проекту.
Машка поднимается вместе со мной.
— Помоги мне! — просит она, умоляюще глядя на меня.
Она выше, но её взгляд сейчас не кажется снисходительным, как обычно.
— Как? — недоумённо спрашиваю я.
— Идём, — она забирает у меня поднос, ставит на стол, подхватывает наши сумки и оглядывается, будто обокрала деканат. — Я всё уже распланировала. Но здесь рассказать не могу.
А я не могу отказать Маше — она несколько раз помогала мне удрать от родителей, чтобы побыть с Вадимом. Прикрывала меня. И я не уверена, что мне и в дальнейшем не понадобится её помощь.
Машка затаскивает меня в пустую аудиторию и выкладывает план.
— Я всё изучила. Даже переспала со старостой управленцев — они устраивают эту встречу. Макс показал мне план — как Ресовский будет идти, куда, откуда войдёт. Всё-всё. Нужно только попасться ему на глаза.
— Так управленцы тебя и пустили в святая святых. Губу закатай.
— Ой, Ника, дура ты, — она качает головой. — Понимаешь, я дважды переспала с Максом. Он поможет. Потому что рассчитывает на третий раз.
— Слушай, — меня передёргивает, — ты собираешь переспать со всей Академией? Уверена, что потом будешь нужна Ресовскому? Сотрёшься же! — ехидничаю беззастенчиво.
Машка поднимает палец вверх:
— Не сотрусь, а отшлифуюсь. Буду как бриллиант. А он станет моей оправой. И поверь мне — мужики любят опытных, а не стесняшек вроде тебя. Ты ж наверное в обморок грохнешься при виде члена.
Фыркаю. Я, конечно, девственница, но не настолько отсталая.
— Не волнуйся за меня. Мы с Вадимом сами разберёмся.
— Да уж, — ухмыляется Машка, — пока вы надумаете разбираться, ему придётся отбойный молоток покупать. Зарастёт у тебя всё на хрен.
Закатываю глаза — познания в физиологии у некоторых ровесниц меня удручают. Хуже, чем каменный век.
— Хорошо, — говорю я. — А дальше?
— Дальше, дождёмся, пока он достигнет середины этажа, и мы с тобой выйдем из-за угла ему на встречу. Будем бурно разговаривать. Потом я споткнусь и полечу ему прямо в объятия.
— Замечательный план! — показываю палец вверх. — Только я причём?
Машка хлопает веерами нарощенных ресниц.
— Ну не могу же я разговаривать сама с собой.
— Логично, — соглашаюсь. — Идём. Пусть тебе повезёт.
Машка тянет меня в заранее приготовленное место. Ещё раз всё выверяет: вот он движется по основному коридору в сторону актового зала управленцев. Вот мы идём по боковому ему наперерез. Всё вроде бы должно получиться.
Машку ощутимо трясёт.
— Как я выгляжу? — сотый раз переспрашивает она, поправляя причёску.
— Хорошо, — честно комментирую я.
Особенно, на моём фоне, — хочется добавить. Но мне холостяков-миллиардеров не соблазнять. Можно быть немного растрёпанной, в балахонистой длинной юбке, растянутом свитере, ботинках на тяжёлой платформе. Я хожу в Академию за знаниями, а не красоваться, как кое-кто.
По шуму, доносящемуся из основного коридора, понимаем — Ресовский приехал и уже здесь.
Счёт идёт на секунды. Машка покрывается испариной.
Шаги всё ближе.
Пора.
Мы выходим и бурно обсуждаем последнюю лекцию по социологии. Там есть, что обсудить. Вернее, как обсуждаем. Говорю я — Машка слушает и кивает. Она ни хрена не понимает в социологии. Впрочем, в других науках тоже.
Не смотрю вперёд, не смотрю на Машу, жестикулирую. Кажется, на меня накатало вдохновение.
— Понимаешь, социальная стратификация… — Черт бы побрал эту длинную юбку!
Путаюсь в подоле, неуклюже лечу вперед.
Почти у самого пола меня подхватывают сильные мужские руки. Вскидываю голову, встречаюсь с внимательным взглядом больших карих глаз. Губы мужчины кривит довольная усмешка.
Продолжая удерживать меня за локоть, он притягивает меня к себе непростительно близко, на глазах у всех, отводит за ухо непослушную прядку и говорит:
— Вот я и нашёл тебя.
Когда я вижу её в первый раз — она смеётся. Так искренне, задорно, по-настоящему весело. И от этого смеха незнакомой рыжей девчонки становится светлее и, одновременно, щемяще грустно. В моём мире уже давным-давно никто не смеётся так. Здесь только дежурные улыбки, ехидные смешки, презрительное фырканье. И ничего натурального. Вместо отношений — игры. Бесконечные выматывающие игры. А ещё продажность — продаётся и покупается всё что угодно: родители, дети, любовь, право на счастье.