Читаем Вымысел исключен (записки начальника нелегальной разведки) полностью

Неожиданное предложение. В таких ситуациях люди обычно просят дать время подумать. Но Ирина Каримовна несколько секунд помолчала и вдруг тихо спросила: Я слышала, что, когда наши разведчики возвращаются домой, их уничтожают. Правда ли это? Хозяин кабинета и один из сотрудников, который сидел сбоку от Алимовой и все время наблюдал за ней, переглянулись.

- Что Вы, ерунда какая! Надо же вообразить...

Потом, обращаясь к сотруднику, ее собеседник заметил: - Смотри, какая смелая...

Эта смелость могла дорого обойтись Алимовой. Отнюдь не "ерунду" говорила она. Страшная машина уничтожения перемалывала в те годы и чекистов - сегодня это хорошо известно.

Среди расстрелянных были и многие разведчики, так много сделавшие для нашей страны, с честью прошедшие через неимоверные трудности, опасности и ловушки зарубежных контрразведок и вернувшиеся домой, чтобы вместо благодарности погибнуть здесь оклеветанными. Чудовищно, непостижимо... Вся их "вина" была в том, что они слишком хорошо знали, сколько ошибочных, порой трагических для страны решений было принято сталинским руководством вопреки информации, поступавшей от разведки. Они были очень опасными свидетелями, поэтому и стремились от них избавиться. Кровью невинных написан страшный "афоризм" тех тягостных лет: "Нет человека - нет проблем...".

Алимова не просто слышала, она знала это. И нужна была поразительная по тем временам смелость, чтобы вот так прямо задать столь "острый" вопрос в высоком кабинете. По законам того времени она по существу подписала себе смертный приговор. Не за границу, а совсем в другие места должна была она отправиться после такого разговора. Но везло ей на людей. И в этот раз судьба подарила ей встречу с настоящими чекистами.

Хозяин кабинета сам предложил ей: - Вам, наверное, нужно время, чтобы подумать? - Нет, я согласна, - твердо ответила Алмова. .. Сорок три года спустя мы пьем чай в небольшой, скромно обставленной квартирке. Старенький телевизор "Темп", простенькая поцарапанная тумбочка, стол впритык к стене.

- Ирина Каримовна, а если бы он Вам тогда сказал, что после возвращения Вас расстреляют, - согласились бы? - Да, - сразу же (видно, об этом думала не раз) сказала она. - Выполнила бы свой долг перед Родиной и вернулась. Все-таки принесла бы пользу...

Признаюсь: этот ответ потряс меня.

@

^ИС: ЗАПИСКИ НАЧАЛЬНИКА НЕЛЕГАЛЬНОЙ РАЗВЕДКИ

^ДТ: 15.05.1999

^АВ: ЮРИЙ ДРОЗДОВ

^ЗГ: Глава 8. На вокзале никто не встретил

^ТТ:

Алимова выехала для нелегальной работы за границей лишь спустя несколько лет после того памятного разговора. А до этого была учеба, о которой по понятным причинам рассказывать не буду. Перечислю лишь иностранные языки, которыми она владеет в разной степени совершенства: турецкий, уйгурский, английский, азербайджанский, узбекский. Несколько хуже немецким и персидским. Ну, туркменский и русский, разумеется, не в счет.

О смерти Сталина Алимова узнала, находясь в одной из европейских стран. До отъезда на самостоятельную работу ей осталось всего восемь месяцев.

Осенью того же года, уже в Москве, неожиданно объявили: "Через неделю намечен Ваш отъезд". Она взмолилась: "Дайте хоть повидаться с родными, слетать в Туркмению". Успела побывать в Ашхабаде, сказала своим, что предстоит очень длительная командировка в Закарпатье, в горах почты нет, так что письма будет присылать с оказией, с тем же человеком и ей можно отправить весточку.

Через несколько дней Ирина Каримовна Алимова отправилась в длительную командировку, не зная, когда вновь увидит Москву, Ашхабад, маму, родных... В кармане у нее были документы с другим именем и фамилией. Отныне ее настоящая фамилия как бы исчезла, растворилась. Даже в доме на площади Дзержинского в Москве фигурировал только ее псевдоним - "Бир".

Путь ее был не прост и лежал через третью страну, где предстояло прожить не один месяц. Легенда, то есть биография ее новой жизни, была такой. Она - дочь богатого уйгура. Родители - эмигранты из России, точнее из Средней Азии, уехали еще до революции. В документе, написанном муллой по-арабски, справа налево (чтото вроде нашей метрики) указывалось, что Гюзель родилась в таком-то году, в таком-то селении. В ее новой биографии был у нее и жених, сын эмигрантов из России. Их родители дружили, держались вместе и в России, и за рубежом. Жених занимался мелким бизнесом в другом городе. И вот она ехала к нему...

На самолете благополучно прибыла в зарубежный город и, пересев на поезд, отправилась к жениху. Гюзель видела его только на фотографии. Встреча должна была состояться на вокзале.

Но что-то не сложилось, и на вокзале его не было. (До этого он пять дней "светил" на перроне, в этот же раз объявили, что поезда не будет, а он просто опаздывал). Черная южная ночь, чужой город, пустой вокзал... Гюзель вышла на площадь, почувствовала чей-то пристальный взгляд. У фонаря стоял полицейский, чуть дальше - рикша. Она небрежно махнула рукой, подзывая рикшу. Стал приближаться и полицейский.

- Почему здесь так темно? - спокойно сказала она ему по-уйгурски. - Надо бы усилить освещение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное