От себя мне остается только добавить, что накануне обмена Абеля на Пауэрса у руководителя Аппарата уполномоченного КГБ СССР в ГДР генерала А.А.Крохина прошло последнее совещание. Задавалось много всяких, порой ненужных, не имеющих отношения к делу вопросов. Так бывает, когда в операцию включаются лица, ранее к ней непричастные. За дни непосредственной подготовки к операции я порядком устал (двое детей, жена на лечении в Москве, вечные наши хозяйственные заботы по дому). Чтобы успеть все сделать по службе и дома, я встал и сказал: «Все ясно. Если я завтра утром просплю, то операция по обмену пройдет благополучно». Это было дерзко, но я все-таки по-настоящему проспал. Рано утром проснулся от стука в дверь. Машина уже ждала меня внизу, в ней сидели разъяренные начальники. На место обмена я приехал невыспавшимся и небритым. Н.А.Корзников сказал тогда Д.Доновану, что «жена и дочь Абеля почти до смерти замучали меня, задергали». Все оказалось кстати. Обмен прошел хорошо. Р.И.Абель вернулся домой. Хотелось бы только заметить, что мы передали американцам Пауэрса в хорошем пальто, зимней пыжиковой шапке, физически крепким, здоровым. Абель же перешел линию обмена в каком-то серо-зеленом тюремном балахоне и маленькой кепочке, с трудом умещавшейся на его голове. В тот же день мы потратили с ним пару часов на приобретение ему необходимого гардероба в берлинских магазинах.
Скромный служащий Дривс уже был не нужен. Я распрощался в ресторане на Фридрихштрассе с адвокатами Д.Донованом и В.Фогелем.
Позднее в своих воспоминаниях адвокат Д.Донован напишет, что у родственника Абеля большие волосатые руки. Прочитав это, я долго рассматривал кисти своих рук, но ничего подобного не заметил. Видимо, для устрашения своей общественности он воспользовался приемом гиперболы.
Через сутки Абель улетел в Москву.
Я встретился с ним еще раз в конце 60-х годов в столовой нашего здания на Лубянке во время своего приезда в Центр из Китая. Он узнал меня, подошел, поблагодарил, сказал, что нам надо все же пообщаться хоть через 5 лет. Я не мог, поскольку в тот же вечер улетал.
Судьба распорядилась так, что я посетил дачу Р.И.Абеля в 1972 г., в годовщину его смерти. Дочь Р.И.Абеля Эвелин подарила мне сделанную отцом гравюру на меди «Домик в лесу». Гравюра долго висела в моем рабочем кабинете, а потом «переехала» ко мне домой и сейчас постоянно напоминает мне о нем.
Это дело оставило особый отпечаток в моей памяти. На его агентурную и оперативную реализацию ушло несколько лет интересной и напряженной работы.
11 июля 1993 г. исполнилось 90 лет со дня рождения Р.И.Абеля. Накануне, в том самом «домике в лесу», мы встретились с его дочерью Эвелин, в чьих «кузенах» мне довелось побывать в те далекие годы. Встретились в очень узком кругу только непосредственно причастные. Мне не захотелось принимать участие в «официальном мероприятии». Мне дорога память об этом разведчике как о человеке. Мы ценили друг в друге что-то свое, связывающее нас взаимно, невысказанное. Так бывает…
Арест Абеля в Нью-Йорке в известной мере сказался на нашей работе в США. Однако ФБР не смогло накрыть всю сеть. Агентура была временно выведена или законсервирована.
Однако «свято место пусто не бывает». Замена Абелю готовилась с учетом последствий его провала. На Западе наш разведчик известен из прессы как «Георгий». Нужно было тщательно все отработать и обеспечить документально. Возникла необходимость заинтересовать западных работодателей в конкретном специалисте (нелегале), создать условия для контроля за ходом его проверки, постараться, чтобы его там «ждали с нетерпением».
Один из наших сотрудников, А.Корешков, бросил идею проникнуть в находящийся под контролем спецслужб пункт специальной связи, через который проходят все служебные почтовые отправления. Мои непосредственные руководители идею подхватили, и я превратился почти на два месяца в «инспектора Клейнерта». Перед этим немецкие друзья экзаменовали меня перекрестным опросом на пригодность к очередной ролидобрых полтора часа, пока их начальник, генерал-майор Вайкерт, не сказал: «Пусть идет, выдержит».
Роль инспектора Клейнерта заставила меня вспомнить присказку одного французского полководца перед боем: «Дрожишь, скелет. Дрожишь. Ты задрожишь еще сильнее, когда узнаешь, куда я тебя поведу».
Я пошел и выдержал, завел друзей, знакомых, выполнил свою инспекторскую функцию, памятуя о том, что «страшней начальства немцев нет» (как говорили у нас в дивизионе на фронте).
Группа обеспечения операции работала в одном ритме с Западом, заинтересованным в «Георгии» как специалисте. Фирмы ждали его.
Перехватив документы проверки и направив необходимые для внедрения «Георгия» на Запад подтверждения, инспектор Клейнерт возвратился в Восточный Берлин.