Вымысел исключен. Записки начальника нелегальной разведки

Хозяин просторного кабинета предложил ей мягкое кресло и быстро перевел разговор на главную тему: — Мы хотим предложить Вам работу во внешней разведке, а точнее, вести разведку за рубежом. Это дело опасное, трудное и сугубо добровольное. Вы можете отказаться, и это будет вполне естественно, все-таки разведка — не женское дело. И предложение это мы делаем в силу крайней необходимости…

Неожиданное предложение. В таких ситуациях люди обычно просят дать время подумать. Но Ирина Каримовна несколько секунд помолчала и вдруг тихо спросила: Я слышала, что, когда наши разведчики возвращаются домой, их уничтожают. Правда ли это? Хозяин кабинета и один из сотрудников, который сидел сбоку от Алимовой и все время наблюдал за ней, переглянулись.

— Что Вы, ерунда какая! Надо же вообразить…

Потом, обращаясь к сотруднику, ее собеседник заметил: — Смотри, какая смелая…

Эта смелость могла дорого обойтись Алимовой. Отнюдь не «ерунду» говорила она. Страшная машина уничтожения перемалывала в те годы и чекистов — сегодня это хорошо известно.

Среди расстрелянных были и многие разведчики, так много сделавшие для нашей страны, с честью прошедшие через неимоверные трудности, опасности и ловушки зарубежных контрразведок и вернувшиеся домой, чтобы вместо благодарности погибнуть здесь оклеветанными. Чудовищно, непостижимо… Вся их «вина» была в том, что они слишком хорошо знали, сколько ошибочных, порой трагических для страны решений было принято сталинским руководством вопреки информации, поступавшей от разведки. Они были очень опасными свидетелями, поэтому и стремились от них избавиться. Кровью невинных написан страшный «афоризм» тех тягостных лет: «Нет человека — нет проблем…».

Алимова не просто слышала, она знала это. И нужна была поразительная по тем временам смелость, чтобы вот так прямо задать столь «острый» вопрос в высоком кабинете. По законам того времени она по существу подписала себе смертный приговор. Не за границу, а совсем в другие места должна была она отправиться после такого разговора. Но везло ей на людей. И в этот раз судьба подарила ей встречу с настоящими чекистами.

Хозяин кабинета сам предложил ей: — Вам, наверное, нужно время, чтобы подумать? — Нет, я согласна, — твердо ответила Алмова… Сорок три года спустя мы пьем чай в небольшой, скромно обставленной квартирке. Старенький телевизор «Темп», простенькая поцарапанная тумбочка, стол впритык к стене.

— Ирина Каримовна, а если бы он Вам тогда сказал, что после возвращения Вас расстреляют, — согласились бы? — Да, — сразу же (видно, об этом думала не раз) сказала она. — Выполнила бы свой долг перед Родиной и вернулась. Все-таки принесла бы пользу…

Признаюсь: этот ответ потряс меня.

На вокзале никто не встретил

Алимова выехала для нелегальной работы за границей лишь спустя несколько лет после того памятного разговора. А до этого была учеба, о которой по понятным причинам рассказывать не буду. Перечислю лишь иностранные языки, которыми она владеет в разной степени совершенства: турецкий, уйгурский, английский, азербайджанский, узбекский. Несколько хуже немецким и персидским. Ну, туркменский и русский, разумеется, не в счет.

О смерти Сталина Алимова узнала, находясь в одной из европейских стран. До отъезда на самостоятельную работу ей осталось всего восемь месяцев.

Осенью того же года, уже в Москве, неожиданно объявили: «Через неделю намечен Ваш отъезд». Она взмолилась: «Дайте хоть повидаться с родными, слетать в Туркмению». Успела побывать в Ашхабаде, сказала своим, что предстоит очень длительная командировка в Закарпатье, в горах почты нет, так что письма будет присылать с оказией, с тем же человеком и ей можно отправить весточку.

Через несколько дней Ирина Каримовна Алимова отправилась в длительную командировку, не зная, когда вновь увидит Москву, Ашхабад, маму, родных… В кармане у нее были документы с другим именем и фамилией. Отныне ее настоящая фамилия как бы исчезла, растворилась. Даже в доме на площади Дзержинского в Москве фигурировал только ее псевдоним — «Бир».

Путь ее был не прост и лежал через третью страну, где предстояло прожить не один месяц. Легенда, то есть биография ее новой жизни, была такой. Она — дочь богатого уйгура. Родители — эмигранты из России, точнее из Средней Азии, уехали еще до революции. В документе, написанном муллой по-арабски, справа налево (чтото вроде нашей метрики) указывалось, что Гюзель родилась в таком-то году, в таком-то селении. В ее новой биографии был у нее и жених, сын эмигрантов из России. Их родители дружили, держались вместе и в России, и за рубежом. Жених занимался мелким бизнесом в другом городе. И вот она ехала к нему…

На самолете благополучно прибыла в зарубежный город и, пересев на поезд, отправилась к жениху. Гюзель видела его только на фотографии. Встреча должна была состояться на вокзале.