Вымышленные и подлинные истории Алекса

Он протянул задержанному мужчине свою сильную руку на прощанье и, выписав пропуск и вежливо извинившись, отпустил.

У Фёдора полегчало на душе, но голова продолжала болеть, и он послал одного из своих подчинённых в аптеку за аспирином. Когда принесли лекарство, майор налил в стакан воды и растворил в ней шипучую таблетку. Не успела утихнуть боль — зазвонил внутренний телефон.

— Слушаю вас, товарищ полковник! — отчётливо произнёс Смирнов.

— Федя, зайди ко мне, — неофициальном тоном произнёс Старостин.

— Понял, Пётр Ефимыч, сейчас иду.

Майор нехотя потянулся и встал. Идти к шефу городской полиции, тем более сегодня, в его планы не входило. Но и уклоняться от этого он не имел права. Он снова налил из графина воду до краёв в стакан и, залпом выпив и выйдя из своего кабинета, пошёл по коридору в приёмную. Секретарь попросила подождать несколько минут — полковник с кем-то разговаривал по телефону. Наконец Смирнова позвали в более просторный кабинет с большим столом из красного дерева.

— Что-то плохо выглядишь, Фёдор! Ох, не советую тебе увлекаться этим… по себе знаю.

— Да не мог я сдержать себя, Пётр Ефимыч! Все нервы вымотались из-за этого дела. Эти отморозки просто звери какие! Нелюди просто. А предательница Голубяткина! А свидетели, не захотевшие потом давать правильные показания…

— Ну, свидетелей ты сам от себя оттолкнул, Федя, — спокойно возразил Смирнову шеф полиции. — Ну а с Голубяткиной что спрашивать? Сам всё знаешь…

— Мне дядю Семёна жалко, хороший был мужик, — ответил майор, — эти подонки всё тело изуродовали и без того несчастному судьбой дядьке.

— А мне, как ни странно, Васю жаль… — с грустью в лице произнёс полковник. — Давай, майор, помянем этого парня, заодно и похмелишься. — Старостин залез в шкаф и вынул початую бутылку "Зелёной", разлил по стаканам.

При виде спиртного майора передёрнуло, но он всё же спросил:

— Это вы про какого Васю? Про Костомарова, что ли?..

— Да, про него самого.

— Вы что, Пётр Ефимович! Он же зверь, такой же в точности, как и эти убийцы дяди Семёна, ничем не отличающийся. Он тёще голову топором разрубил, жена до сих пор в дурдоме, дети инвалиды.

— Это вы привыкли в нём только зверя видеть, — проворчал полковник и, сбавив тон, добавил, — это я во всём виноват, Федя. Вася писал мне, что у него в семье нелады… Вот только я закрутился со своими проблемами, не смог ему ни руку помощи протянуть, ни на письма ответить.

Пётр Ефимович встал, поднял стакан с вином и, не морщась, выпил.

— У всех бывают проблемы в семье, товарищ полковник! — официально ответил Смирнов, так и не притронувшись к стакану с водкой.

— Ну, знаешь, ли… проблемы-то разные бывают, Фёдор! Я был таким же молодым следаком, как и ты, а Костомаров совсем мальчишкой. Васька по малолетству сдружился с бандой, но в преступлениях не участвовал. Хитро как-то уходил от этого всего. Но однажды подонки случайно убили Васиного отца. Убили так же жестоко, как и твоего старого знакомого дворника Семёна. Узнав об этом, парень не стал молчать, пришёл к нам в милицию и сдал всех участников банды. Из них остались всего двое, да и то — женщины. Одна бомжует на окраине города возле церкви, другая в психушке, где сейчас находится и жена покойного Костомарова — Раиса. Остальные вымерли в лагерях или были убиты такими же, как они. Я написал письмо в военкомат о досрочном призыве Василия в армию. Он отслужил, как положено, и научился там вождению автомашин.

Пока парень служил, у него умерла мать. Предалась разгульной жизни после нелепой смерти мужа, Костомарова-старшего, быстро спилась. Потом и вовсе её нашли мёртвой. Вскрытие не проводилось, женщину тихо похоронили. Вот и вернулся Васёк из армии в пустую квартиру, где его никто не ждал. Тогда я опять помог ему с трудоустройством, предложив ему работу шофёром в оперативной машине. Он согласился. Затем Василий обзавёлся семьёй, но уже без меня. Я уехал работать в Москву, на повышение. Вырастил дочь Ольгу, нашёл опытных столичных хирургов для больной жены Ларисы. У неё тяжёлый врождённый порок сердца… — полковник замолчал, массируя грудь.

— Вот и у меня теперь щемит… — доверительно и тихо произнёс он.

— Я вас, конечно, понимаю, Пётр Ефимович, — так же тихо сказал старший следователь, — но… - договорить он не успел. Зазвонил внутренний телефон в кабинете у Старостина.

— Здравия желаю, товарищ генерал! — быстро и чётко произнёс вмиг протрезвевший полковник полиции.

— И тебе не болеть! — строго донеслось в областном центре. Дальше послышалось всё в приказном тоне, и Фёдор Николаевич увидел, что рука Петра Ефимовича, массирующая грудь, предательски задрожала, скулы пожилого шефа напряглись, лицо побледнело. Повесив трубку, полковник нахмурился:

— В управление опять вызывает. Чувствую, не к добру, Фёдор…

— Да не переживайте вы так, Пётр Ефимович! — попытался успокоить своего начальника Смирнов. — Не впервой ведь…

— Твоими бы молитвами, да Богу в уши! — ответил полковник и тут же дал по другому телефону команду личному водителю заводить машину.