Вынуждающие обстоятельства (СИ)

Увиденное озадачило меня:

– Что ты с ним сделала?

Девушка злобно прошипела:

– Убила его, что. Совсем тупой стал, Макс? Я сказала, что ему не жить – а я выполняю свои обещания. Небольшой разряд тока в сердце – и оно остановилось. Никаких следов. Ни один лекарь не установит, отчего у него внезапно перестало биться сердце.

Мои глаза округлились:

– Ты чего, нас поймают! Тут камеры везде установлены!

Раздался издевательский хохот Лены:

– Макс, ты точно тупой. Какие камеры? Меня в этом мире никогда не существовало, а ты по документам мертв. Тебя ни один городской стражник здесь не вычислит! Я неправа?

Я был вынужден признать ее правоту. Даже если бы нас и задержали – не смогли бы доказать, что Вася умер из-за нас. Да, я ему двинул по челюсти, но это не служит причиной остановки сердца.

Так мы и ушли, оставив во дворе притихший Хаммер с трупом Васи внутри. Лишь после того, как мы ушли со двора и успели пройти несколько десятков метров, раздался женский крик. Но мы не стали оборачиваться, так как прекрасно понимали, с чем он связан.

Когда мы подходили к станции электрички под названием «Тимирязевская», до времени отправления оставалось буквально несколько минут. Я помчался в кассу и с удовлетворением обнаружил, что очереди нет. Я просунул в щель сторублевую купюру и буквально выпалил:

– До Луговой два, студенческий и обычный, в одну сторону.

Получив требуемое и сдачу, я рванулся обратно с Леной в сторону турникетов, едва не выронив Эйнара из-за отворота куртки.

Когда мы с Леной буквально пробежали турникеты и поднялись на платформу, электричка уже стояла на перроне, и мы в последний момент успели забежать в нее, прежде чем двери за нами захлопнулись. Я протянул девушке ее билет:

– Здесь могут ходить проверяющие, которые попросят билет. Если что – покажешь им вот это.

В вагон я зашел, все еще оглядываясь по сторонам. Конечно, вероятность этого была крайне мала, но кто-то из едущих со мной людей мог опознать меня. Мою нервозность заметил бодрый старичок лет семидесяти, сидевший напротив:

– Что, парень, банк гробанул?

Я вгляделся в лицо пассажира:

– Почему?

Пенсионер лишь рассмеялся:

– Оглядываешь так, как будто гонятся за тобой. Я в органах работал, знаю такое поведение.

Дальнейший путь мне пришлось слушать рассказ старичка о том, как он служил в милиции в советское время, работал следователем по особо важным делам. Его история была интересной, но в тот момент любое внимание к моей персоне казалось раздражающим и лишним, и я слушал деда и поддакивал ему лишь ради приличия, потому что не любил обижать людей понапрасну.

За все время путешествия его монолог прервался лишь однажды, когда где-то между Дегунино и Бескудниково по вагонам прошли контролеры, проверяя у всех билеты.

На мое счастье, разговорчивый сотрудник вышел еще на станции Шереметьевская, и остаток пути до Луговой меня с Леной никто не донимал, хотя маленький ребенок, сидящий через проход от нас, с интересом меня разглядывал.

Электричка подошла к станции. Я взял магессу за руку и потянул наружу:

– Бабушка живет не так далеко от станции, пойдем.

Луговая, в отличие от многих станций-соседей, находилась практически в лесу, и от перрона вели протоптанные тропки прямо среди деревьев. До бабушки и ее поселка нужно было идти около километра.

Здесь я снова натянул капюшон, так как, пусть я и бывал здесь нечасто, но соседи бабушки меня худо-бедно знали.

Солнце уже перевалило через свой «зенит», и медленно стремилось к тому, чтобы исчезнуть на западе, хотя на дворе было еще от силы три часа дня. Пик жары тоже прошел, и она постепенно начала спадать, хотя нам с Леной и так не было жарко.

Бывшая волчица смотрела на деревья вокруг:

– И ведь некоторые из них я узнаю. Мне кажется, наши миры чем-то похожи.

Я усмехнулся:

– Вот не поверишь, но когда я очнулся после перемещения в Ларотийском лесу, то одной из первых мыслей было то, что я видел вокруг себя знакомые деревья. На тот момент мне даже показалось, что я очутился не в другой реальности, а оказался заброшен куда-то за город.

Пока мы шли и разговаривали, среди деревьев выросли дома и дороги – мы пришли в поселок Горловку, где жила бабушка. Ее дом, одноэтажная изба с небольшим чердаком, стояла прямо в углу мысленной границы поселка, практически рядом с главной дорогой, ведущей от станции к домам. Приглядевшись, я увидел издалека, что у бабушки горит свет. От сердца немного отлегло – значит, она не умерла.

Потянув Лену за ладонь, я ушел с дороги и начал идти к дому бабушки через огороды соседних домов, которые отделялись друг от друга символическим забором из покосившегося штакетника высотой до колен. Так мы прошли дворы Петровых, Самойловых и, наконец, Демидовых – наших ближайших соседей.

Мы оказались перед домом бабушки. Слева от него сиротливо притулился огород, на котором начинала проглядывать зелень, типа ботвы морковки, и между рядами посаженных овощей валялись брошенные грабли.