– Или ты просто трусишь? Признайся, что тебе очень нравилось владеть бессловесной женой. Но мне это надоело. Или, вернее, – она торопливо поправилась, – не надоело, а… – она не смогла подобрать нужное слово. – В общем, больше я так жить не могу. Я тоже человек, хоть ты этого и не замечаешь.
Он холодно заметил:
– Ну, если ты так трезва, что считаешь себя человеком, то объясни мне, почему заставила пойти на этот идиотский брак? Если бы ты тогда отказалась, меня никто бы силой под венец не затащил! – и он рассеянно прикоснулся к пострадавшей когда-то от отцовского кулака скуле.
Она с горечью проследила за его жестом.
– Дура была. Почему-то думала, что ты оценишь меня, привяжешься, может быть, даже полюбишь. Извини, была не права. Но тебе-то что мешает развестись со мной сейчас?
– Да то же, что и тебе – квартира. – Он лукавил, и прекрасно это понимал, но гордость заставляла играть принятую на себя роль до конца. – Если бы она была моя, я бы просто ее разменял на две однокомнатных, попроще. А так – куда мне деться? С родителями жить я больше не буду. Не маленький.
Саша уныло всхлипнула.
– Ты намекаешь, что уйти должна я?
Он потемнел.
– Ты хочешь сказать, что уйти должен я?
Она не хотела, чтобы он уходил, она мечтала о его любви, но вместо этого робко подтвердила:
– Ну, это было бы правильнее, всё-таки со мной останется ребенок. Ты же не собираешься воспитывать Анюту?
Взвившись от ее беспощадных слов, Юрий завопил:
– Правильнее! Ты сама такая правильная, что тошнит! Порядочность, достоинство! Да откуда ты выпала? Из какого века? Глупости всё это!
Она развела руками.
– Прости, но уж такая я есть. Вряд ли стану другой. Да и не хочу.
Юрий внезапно остановился, на что-то решившись.
– Ладно! Завтра я уйду, а ты подавай на развод. Так будет лучше для всех. По крайней мере, перестанем жизнь друг другу портить, но вначале… – не договорив, он схватил ее на руки и бросил на кровать.
Затем, второпях сдернув рубашку и брюки и задрав на ней подол, вонзился в нее в неистовом стремлении наказать. Успокоившись, упал рядом и прошептал:
– Наверное, вот поэтому я и жил с тобой почти три года. Мне просто хорошо с тобой в постели.
Глотая слезы она уточнила:
– Но ведь это вовсе не главное, к тому же легко заменяемое.
Он с удовольствием согласился:
– Ага, легко заменяемое!
Поднялся и пошел в ванную. Вернувшись, подвинулся к ней ближе, повернул к себе и снова впился в ее губы. Саша не могла понять, что это – наказание, попытка показать ей, что она теряет или нечто большее? Он был горяч, так горяч, как никогда не бывал за годы их такой странной совместной жизни. Почему? Пытается наверстать упущенное, или запастись впрок незабываемыми воспоминаниями?
Во всяком случае, он не был безучастно-спокоен, как обычно. Он стал похож на себя прежнего, таким, каким она помнила его в их первую ночь. Привычный ритуал, похожий на чистку зубов перед сном, был нарушен. Он брал ее снова и снова, словно пытался заставить просить пощады.
Но она не собиралась его останавливать. Эта утомительная любовь внушала некую призрачную, но надежду: возможно, она не так безразлична ему, как он пытается показать.
Успокоился Юрий только под утро, и Саша уснула, потная и всклокоченная, не имея сил принять душ после постельных излишеств. Но Юрий не спал. Он лежал рядом с ней и раздумывал, в какую же дурацкую западню загнал сам себя.
Ведь, по сути, всё это время он вел себя как глупый избалованный мальчишка, которого заставили сделать нечто им нежеланное. Он дулся, пытался отомстить за это всем, кто попадался под руку. Больше всего, конечно, доставалось Саше, как главной виновнице принуждения.
А если бы он женился на ней сам, без вмешательства отца? Он искоса посмотрел на лежащую рядом девушку. Она тихо спала, утомленная его ласками. Ему пришло в голову, что сегодня он впервые любил ее так, как любят по-настоящему желанную женщину. Эта мысль принесла странное удовлетворение. Возможно, она будет вспоминать их прощальную ночь с сожалением и досадой.
А если не уходить? Попробовать всё сначала? Но фантазия тут же представила молодежные дискотеки, полные сговорчивых девиц, ночи, проведенные без сна в поиске удовольствий, и откинул дурацкую мысль о продолжении вынужденного брака.
Это они правильно сделали, что решили развестись. Слишком они разные. Она чересчур правильная, скучная и неприметная. А он – о, он совсем другой! Он яркий, видный, и как, говорит мать, брутальный. В общем, из тех, кому улыбается жизнь. И нечего тратить ее на такую недотепу, как эта Маруся.
Утром Сашу разбудила дочка. Она стояла перед ней в ночной кружевной рубашечке и настойчиво теребила мать за руку.
– Мама, я кушать хочу! – обычно дочь никогда не просила есть, и по утрам всегда ела немного, и ее просьба удивила Сашу.
Она с трудом встала, чувствуя себя приятно уставшей, и пошла с дочкой на кухню. Взглянула на круглые настенные часы и поразилась: уже двенадцатый час. Так долго она никогда не спала. Варить кашу не было времени – малышка смотрела на нее голодными умоляющими глазами.