Выпашь

— "Это ен-ваны — короли бога ада, исполнители его повелений". Анеля подхватила:

— "как, папочка, Иваны?… Вот они русские-то Иваны откуда взялись".

Валентина Петровна отошла от идола Чен-ши-мяо и посмотрела на "ен-ванов".

Неутешительно было то, что она увидала. На высоких кубических постаментах стояли громадные, пестро-раскрашенные, человекоподобные страшилища с мечами, кнутами и копьями. И первое, что бросилось в глаза Валентине Петровне, были ноги — ступня в аршин — обутые в грубые сандалии. Под подошвами «ен-ванов» корчились попираемые ими маленькие человечки-куклы, вершков по шести величиною. Манза, в синей, полинялой и пыльной курме безпомощно раскинул руки. Черная коса упала на землю. С почтенного мандарина скатилась его круглая шляпа с золотым шариком. С болью в сердце смотрела Валентина Петровна, как короли бога ада ногами топтали людей.

Рядом с нею беззаботно смеялась Анеля.

— Слово хонору — удивительно сделано! Папа, у него даже страдание на лице, — кричала она. — А этот, смотри: зонтик потерял… Как-же он там?.. в аду-то… без зонтика!.. Или там дождя не бывает?..

Бонза повел посетителей во двор. Там было самое главное: то, что будет с людьми после их смерти.

ХL

После сумрака кумирни на дворе показалось светло и радостно. Туман садился.

Зеленоватое небо просвечивало бледными полосами. Солнце пробивало себе путь сквозь туман. Безмолвно, точно тени, шли по большому двору серые манзы.

По обеим сторонам двора, как клетки бродячего зверинца, вытянулись какие-то отделения, огороженные тонкими деревянными решетками, доходившими до половины вышины клеток.

Бонза, развеваясь складками желтой одежды, шел впереди, рассказывая Старому Ржонду, что находится в клетках.

Валентина Петровна увидала в первой клетке большую куклу в половину человеческого роста, посаженную за длинный стол. В руках у этой куклы был длинный свиток. Перед куклой, заполняя почти всю клетку, стояли на коленях маленькие человечки, такие точно, каких давили ногами «ен-ваны». Все было достаточно грубо сделано. Время и пыль повыели краски. По углам ветром намело сугробы снега, смешанного с песком. На всем лежала печать заброшенности и забвения, но Валентина Петровна видела в этой заброшенности особый ужасный смысл.

Всеми забытые, никому ненужные люди на коленях ждали решения своей участи.

Старый Ржонд, должно быть, буквально переводил то, что ему говорил китаец. Фразы выходили отрывистые и неуклюжие. От них веяло ужасом правды.

— Чиновник бога ада принимает души людей. Это свиток их земных дел… Он глядит, кому что дать… По его заслугам… Вот сейчас увидим, как это потом делается.

Вдруг ясно, четко звенящая мысль-воспоминание, отрывок чего-то раннего, детского, светлого пронеслась в голове Валентины Петровны… Горящий свечами храм. И читают… "И наших прегрешений рукописание раздери и спаси мя, Христе Боже мой"…

Надо молиться… сильно… горячо молиться… иначе чиновник бога ада наметит по списку ее грехов что-нибудь ужасное. Но, как молиться?… Сейчас?… В кумирне Чен-ши-мяо?… Смешно!.. И разучилась она молиться.

Поджав губы, со страдающим лицом, перешла Валентина Петровна к следующей клетке.

Огненное пламя было нарисовано на задней стене. Оно было как поток. Через него был устроен обыкновенный китайский, каменный трехпролетный мост. По мосту уныло шла толпа китайцев.

— Это души умерших идут на испытания, — пояснил Старый Ржонд.

В клетке стояли опять куклы. Самые обыкновенные русские черти, как их рисуют в захолустных церквах на изображении ада, с рожками и хвостами, пилили маленьких людей. В другом углу были весы. С одной стороны коромысла был подвешен крюк.

Этот крюк продели под ребро полуобнаженного манзы, а на чашку, подвешенную на другую сторону черт накладывал гири.

— Посмотрите, Анна Максимовна, как хорошо сделан этот черт? Как внимательно он смотрит на стрелку весов и черной лапкой трогает чашку!

Это сказал Петрик. Анеля спросила отца.

— Что это, папа?

— Это купеза. Насколько в жизни он обмеривал и обвешивал покупателей, столько гирь ему поставят на чашку — и беда, если гири перевесят его тело.

— Что ж, не глупо придумано, — сказал Петрик.

— Ваше паньство! — покачивая головою протянула Анеля. — Ну и фрукт!..

Шли дальше.

У третьей клетки Валентина Петровна с ужасом смотрела на куклу обнаженной женщины, ущемленной между колодок. Два громадных черта большою пилою распиливали ее вдоль. Пила дошла уже до середины груди. Вот оно где увидала она то, что с таким жутким ощущением тошной боли испытывала уже давно. Пила!.. Да, как в ее мыслях — так тут, в этих детски сделанных фигурках — пила действительно была.

Это не она придумала. Это и точно было. Это знали китайцы много веков тому назад.

Уши ей заложило. Звон и писк стояли в них. Она боялась, что лишится сознания. И как сквозь сон слышала она пояснения Старого Ржонда.

— Это вдова. Она вышла замуж не за вдовца, а за холостого и тем нарушила закон Конфуция. И так выходила она дважды… Вот ее и пилят пополам. Одну половину одному холостяку — другую другому.