Выполнение замысла

- Ух ты! Какие красивые! - по-детски восхищается почти шепотом. - Они золотые? - поворачивается ко мне и недоверчиво смотрит в глаза.

Любуюсь непосредственной девчонкой, а у самого кошки на душе скребут.

- Подожди! Я сейчас! - сообщает, слетая с моих колен, и подскакивает к зеркалу. Срывает косынку и, прикладывая сережки к ушам вертится, рассматривая себя с разных ракурсов.

- Как тебе? - спрашивает, разворачиваясь ко мне с приложенными к ушам украшениями.

При этом широко распахнутые в восторге глаза требуют такого же от меня. Попробовал бы сказать обратное! Поднимаю два оттопыренных больших пальца. Довольная кивает и вновь отворачивается к зеркалу.

- Теперь уши надо прокалывать, - жалуется. - Ничего, проколю, до первого сентября заживут. И пусть мне кто нибудь запретить их носить в школу, - размышляет вслух с решительностью в голосе.

- Неужели запрещают? - удивляюсь, так как никогда не интересовался этим вопросом и не обращал внимания на сережки в ушах школьниц в это время.

- Конечно! - удивляется теперь она мужским неведением скрытой стороны девичьей стороны школьной жизни. - Разрешают только в исключительных случаях и то, заставляют закрывать сережки волосами, - просвещает меня.

Неожиданно настораживается, заметив что-то у меня в лице.

- Что произошло, Сережа? Скажи, не пугай меня! - с тревогой в глазах подходит и всматривается в меня.

Беру ее за руку и усаживаю на колени. Прижимаю к себе и погружаюсь лицом в ее шевелюру. Глубоко вдыхаю родной запах и замираю, боясь спугнуть последний миг счастья. Маринка в тревоге замерла, ожидая страшной вести. Левой рукой под ее грудью чувствую, как бьется ее сердце.

Наконец решаюсь и еще раз, глубоко вздохнув, сообщаю:

- Мне предложили с родителями переехать в Ленинград жить и учиться. Отказаться не мог. На днях уезжаю.

Маринка, замерев, осмысливает невероятное сообщение, потом резко поворачивается ко мне, и пристально вглядываясь в глаза требовательно спрашивает:

- Кто предложил? Почему нельзя было отказаться?

При этом глаза ее наполняются слезами.

- Ты знал это? А как же мы? А я? Ты этого боялся? - бессвязно выкрикивает и бьет меня кулачком по груди.

- А ты о нас подумал? Как я здесь одна? Я столько тебя ждала! Сколько плакала! А ты! Тебе наплевать на меня! Не нужны мне твои сережки! И ты мне не нужен! - распаляясь и плача, выкрикивает новые обвинения и со злостью отбрасывает украшения куда-то в угол.

Отворачивается от меня и, зажав лицо руками, начинает горестно рыдать. Не зная, что делать глажу успокаивающе по вздрагивающей спине.

- Что же … ты … сделал со мной? - слышу сквозь рыдания. - Я была … так счастлива! Так … мечтала! … А ты? …

Внезапно поворачивается ко мне и прижимается, обхватив руками за шею. Всхлипывая, горячо шепчет в ухо:

- Сереженька, миленький! Не уезжай, ну пожалуйста! Я все-все буду для тебя делать! Только останься со мной! Я так хотела тебя! И сейчас хочу.

Неосознанно подхватываю ее на руки и несу к кровати. Кладу и торопливо расстегиваю джинсы. Маринка с бусинками слез на ресницах полуприкрыв глаза смотрит за моими судорожными действиями. Ложусь рядом на узкую девичью кровать, просовываю руку ей под голову, а другую руку кладу на низ живота. Она, не дыша и не шевелясь, ждет продолжения, только глаза закрыла. Наклоняюсь над ней и целую в губы. Наконец она обхватывает меня руками и активно отвечает на поцелуй. Засовываю руку ей под резинку спортивок, нащупывая гладкую ткань трусиков. Пытаюсь одной рукой стянуть с нее штаны, не понимая, что это невозможно. Снова поднимаю руку и уже засовываю под резинку трусиков. Только нащупал волосики лобка, как Маринка отрывается от поцелуя и прерывисто дыша, заявляет шепотом:

- Не надо! Я сама!

Приподняв попку, стягивает штаны вместе с трусиками и ложится, выпрямившись и снова закрыв глаза. Кладу руку ей на лобок и поглаживаю, пальцами касаясь ее щелочки. «А она совсем мокрая!» - мысленно отмечаю. «Вот почему не захотела, чтобы я касался ее мокрых трусиков!» - появляется никчемная мысль.