Выполнять и лукавить. Политические кампании поздней сталинской эпохи

Влияние истории повседневности на общее поле исследований сталинизма оказалось достаточно весомым. Даже те из историков, кто оставался верен институциональному анализу, не избежали этого влияния. Постепенное накопление материала по истории повседневности, осознание того, что изучение повседневности не есть «бытописательство», что оно приближает историков к более полному пониманию эпохи, делает ее описание многомерным, «насыщенным» (по терминологии К. Гирца). Это же приводит и к переструктурированию предмета исследования. Теперь исследователи все чаще уделяют внимание глубокому изучению отдельных институтов, таких как СМИ, предприятие, семья, лагерь, отдельных социальных групп – крестьянства, рабочих, номенклатуры – либо вообще отдельных элементов жизни – праздников, мифов, отдыха. Отличительной особенностью таких работ следует считать комплексное изучение одной отдельно взятой проблемы с разных сторон с привлечением как «низового» материала, так и системного анализа. Причем путь к такого рода исследованиям прокладывают в равной мере и историки повседневности, поднимаясь от частных случаев к обобщениям, и «историки институтов», опускаясь за подтверждением своих оценок происходящего до действий простого человека. В качестве примера таких исследований можно указать труды уже упоминавшихся Ш. Фиц патрик, Н. Верта, А. Блюма, О. Лейбовича, а также работы, например, П. Соломона «Советская юстиция при Сталине»[86], Д. Фильцера «Советские рабочие и поздний сталинизм»[87], сборник «Советская власть и медиа»[88], К. Кухер «Парк Горького. Культура досуга в сталинскую эпоху 1928–1941»[89], Г. Янковской «Искусство, деньги и политика. Художник в эпоху позднего сталинизма»[90], М. О’Ма хоуни «Спорт в СССР»[91], С. Дэвис «Мнение народа в сталинской России: террор, пропаганда и инакомыслие, 1934–1941»[92], М. Роль фа «Советские массовые праздники»[93], Т. Горяевой «Радио России»[94].

Отдельно необходимо сказать о некоторых вариациях этого направления исследований. Прежде всего о междисциплинарных исследованиях, в которых делается попытка взять в качестве отдельного предмета исследования некоторые явления культуры или духовной сферы, имеющие неожиданное и злободневное звучание. В таких работах плодотворно применяются различные концепции из смежных наук (лингвистики, философии, антропологии, социологии), но отнести их к истории повседневности все же нельзя. Скорее в таких исследованиях речь идет о трансцендентальных категориях мышления, археологии знания, мифологии культуры. Так, в работе О. Хархордина «Обличать и лицемерить» делается попытка на основе анализа дискурсов советской (в основном сталинской) эпохи выяснить, как складывалась советская личность и специфическое понимание советского коллектива[95]. В сборнике «Образ врага», составленном Л. Гудковым[96], дается представление о генеалогии и бытовании одного из краеугольных образов советской пропаганды. В работе С. Бойм «Общие места: Мифология повседневной жизни»[97] проводится критический анализ мифологических представлений советской повседневности («мещанство», «быт», «русская душа»). В работе Л. Гудкова «Нега тивная идентичность» дается анализ условий и этапов становления идентичности советского общества[98]. В рабо те И. Жереб ки ной «Феминистская интервенция в сталинизм, или Сталина не существует» предпринята попытка выявить комическое в сталинском тоталитаризме и зарождение русского феминизма в недрах сталинского общества[99]. В сборнике «Проектное мышление сталинской эпохи»[100] анализируется статус науки и ее роль в становлении идеологии данного периода.

В рамках этого направления можно отметить и другие случаи позитивной «интервенции» на историческое поле со стороны представителей других наук. Например, опыт анализа языка Н. Купиной[101], Б. Сарнова[102], жанровый анализ Е. Суровцевой[103], анализ развития городов в сборниках «Город и деревня…»[104] и «Пермь как стиль…»[105], исследование политических закономерностей развития в коллективных трудах А. Ахиезера, И. Клямкина, И. Яковенко[106] и В. Ильина, А. Ахиезера[107].

Такие способы конструирования объекта и предмета исследования в одно и то же время и существенно расширяют наше знание и представление о сталинской эпохе, и ставят новые вопросы и тем самым открывают путь к новым способам анализа исторических источников и новым способам концептуализации истории.

1.6. Историография кампаний