Выпуск 1. Петербургские авторы конца тысячеления

ВЕРА. Почему — сегодня? Как обычно! Разве он тебе не рассказал еще, какая я зануда? О том, что он героически борется с моим гнусным настроением? О том, что я каждый вечер говорю ему — ты свободен! Если хочешь — можешь уйти! В любое время! Если бы я держала его, он бы давно меня бросил. А так — разве уйдешь? Тогда перестанешь уважать себя, перестанешь любоваться своим благородством. Просто я очень хитрая, Юнона. Я не даю ему ни малейшего шанса на уход. А иногда он вдруг соберет всю свою волю в кулак и говорит, что любит меня…

ДАНИИЛ. Вера!

ВЕРА. Вот видишь? Другой бы на его месте, не задумываясь, хлопнул дверью. А он понимает. Понимает, что я говорю все от отчаяния, от одиночества. Что после него у меня никого не будет. Но мне противны эти подачки. Когда с тобой живут из милости, невольно становишься раздражительной и неблагодарной. Ты знаешь историю нашей женитьбы? Это очень забавно. Я пять лет была влюблена в одного негодяя из нашего общежития. А он меня бросил, потому что после института хотел остаться в Ленинграде. И женился на продавщице из галантерейки. Я с горя пошла в ресторан и напилась там. Даниил меня подобрал. Всю ночь мы ходили по улицам, и он упивался тем, что наутро якобы неожиданно для себя сделает мне предложение. А я отказалась. И поймала его на крючок. С тех пор у нас продолжается великая битва. Я хочу доказать, что он уже в ресторане знал, что наутро сделает мне предложение, а он до сих пор не хочет сознаться себе в этом. Поразительное упрямство.

Отец воет.

ВЕРА( вздрогнув). Что с ним?

ЮНОНА( задумавшись). С кем?

ВЕРА. С… твоим отцом?

ЮНОНА. А-а… Что-то не понравилось.

Входит мать.

МАТЬ. Снова воешь.

ОТЕЦ. Это к тебе не относится.

Мать уходит.

ВЕРА( с беспокойством поглядывая на отца). Вы уже завтракали?.. А я сейчас питаюсь в столовых… Отвратительно готовят, ложки жирные… Приду с работы, сяду и сижу… Сил нет ни на что… И ни одной мысли в голове. Иногда даже имя забываю…

Отец воет.

ВЕРА( кричит). Да уберите вы его отсюда!

ОТЕЦ( кричит). Мать!

Входит мать.

МАТЬ. Что тебе?

ОТЕЦ. Сколько мы с тобой живем?

МАТЬ. Да года двадцать три… А что? Что это ты надулся?

ОТЕЦ. Все прощаю!

Уходит.

МАТЬ. Юночка?.. Ты слышала, деточка?.. Господи, счастье-то какое!.. ( Плачет.) Я ведь знала!.. Он поймет… Я же все для семьи… чтобы все, как у людей… ( Слабым голосом.) Отец!.. радость-то какая… простил!..

Мать уходит.

ВЕРА. Что у вас тут происходит?! Даниил!

ДАНИИЛ( неохотно). У нас свои дела, у них — свои…

ВЕРА. Да какие же это… дела? Это идиотизм какой-то. Что мне теперь думать? Как мне теперь домой идти? Юнона!

ЮНОНА( задумавшись). Что?

ВЕРА. Что у тебя с родителями?

ЮНОНА. С моими? Ничего… А вы сколько женаты?

ВЕРА. Семь… Да как же ничего? Они же… ( Шепотом.) больны!..

ЮНОНА( задумавшись, повторяет про себя). Семь лет… семь лет… семь… лет.

Выходит из комнаты.

ВЕРА( встает, затем снова садится. Она непривычно для себя растеряна). Так я и знала… что это еще не все… Но как он выл! ( Вздрагивает.) Нет, только своя квартира, только свой угол, забиться в него и находить счастье в том, что ты еще жива, что тебя не съели… Стоит выйти за порог, на улицу, как тебя окружают воющие, скалящиеся, жуткие… хари! Гойя!.. Гойя — романтик! Он не видел этих лиц! На улице они сдерживают себя! Но — дома! Что они делают у себя дома!..

Входит ЮНОНА. Она задумчива и стала похожа на ребенка. То, как она ходит по комнате, садится, — то подогнув ноги, то на корточки, — то ложится на стол, подперев подбородок кулачками — не думая о том, как и где остановиться, то, как она смотрит, не отрываясь, на Даниила изо всех этих углов, беспокоит его и делает странно вялым, беспомощным.

ВЕРА. Кажется, что живешь скучно, неинтересно, без любви, но когда тебя выбрасывают на мостовую, тут только и понимаешь, что ты живешь лучше всех, чище всех, единственная живешь по-человечески: без жадности, свободно… как птица зимой… Только дрожишь от холода… Но это не страшно… Рядом такая же птица… Вдвоем хотя и не теплее, зато не так страшно… Даниил… Даниил!

ДАНИИЛ. А?..