Выпуск 1. Петербургские авторы конца тысячелетия

САТИН. Стойте! Не делайте этого! (Взбегают с Актером на лестницу, Настя выходит из туалета). Люди! Сегодняшний день будет запечатлен в анналах театра так же, как и историческая встреча Станиславского и Немировича-Данченко!

АКТЕР. Офелия, о, помяни меня в своих молитвах!

САТИН. Здесь, в этих исторических стенах, мы с вами сыграем первый бесконечный спектакль вселенского Реального театра!

ПЕПЕЛ. Где-то это было.

САТИН. Общество насыщено идеями, как воздух перед грозой электричеством, но молнией центром кристаллизации станет наше с вами детище, наш Реальный Театр!

АКТЕР.

Если б завтра земли нашей путь
Осветить наше солнце забыло,
Завтра ж целый бы мир осветила
Мысль безумца какого-нибудь.

ИДИОТ. Пастернак.

КВАШНЯ. Точно сумасшедшие. А этот (показывает на Луку.) небось и вшивый.

САТИН. Вошь тоже реалия наших дней. Растворяясь душой в таких вот реалиях, мы с вами превратимся в демиургов!

КЛЕЩ. Во, бля!

САТИН. В творцов театральных алмазов. Наши с вами имена будут занесены в нетленные скрижали вселенского Театра. Именно здесь, в сладостных творческих муках родится бесконечная во времени и ограниченная в пространстве этой божественной декорацией пьеса буревестника революции Максима Горького «На дне». Кто читал Горького? (Идиот поднимает руку.)

КЛЕЩ. Во гад.

САТИН. Забудьте обо всем! Вам не нужны тексты! Вы их знаете! Сама жизнь вложила их в ваши уста! Ваша жизнь — вот ваш текст, ваша сверхзадача, ваш спектакль. Сотни, тысячи театралов со всех концов света будут ночами стоять за билетами на наш спектакль. Критики, эти гиены пера, ломиться в эти двери. Гастроли! Поклонницы! Поклонники! Париж — у ваших ног. Вы не можете себе же сказать «Нет»! Это ваш шанс! Эта грязь, эти лица, эта кухня, воздух которой можно резать ножом как холодец, так он плотен и вкусен! Мы приготовим это блюдо и насытим жаждущих духом, ибо Человек — выше сытости! Мы покажем всем правду жизни. Ложь — религия рабов и хозяев. Правда — бог свободного человека!

АКТЕР. Безумству храбрых поем мы песню! Безумство храбрых — вот мудрость жизни! Я славно пожил! Я знаю счастье! Я храбро бился! Я видел небо!!

Все аплодируют. Слышны крики дерущихся Василисы и Наташи. Костылев убегает их разнимать.

МЕДВЕДЕВ. Никак скандал?

КВАШНЯ. Пойти посмотреть?

КОСТЫЛЕВ (вбегает). Абрамыч! Беда! Василиса… Наташку убивает… иди!

САТИН. Вперед, орлы!

Все дружной гурьбой бегут разнимать. Остаются Пепел на балконе, Анна и Лука. Лука сразу начинает рыскать по кухне.

АННА. О Господи… Наташенька бедная…

ЛУКА. Кто дерется там?

АННА. Сестры.

ЛУКА. Чего делят?

АННА (указывает на Пепла). Сытые обе… здоровые…

ЛУКА (гладит Анну). Тебя как звать-то?

АННА. Анной. Гляжу я на тебя… на отца ты похож моего… такой же ласковый… мягкий…

ЛУКА. Мяли много, оттого и мягкий… (Смеется дребезжащим смехом.)

Конец первого действия

Действие второе

Та же обстановка. Вечер. На антресолях Сатин, Идиот, Татарин и Кривой 3об играют в карты. Клещ и Актер наблюдают за игрой. Внизу на кухне Бубнов и Медведев играют в шахматы. Лука с Анной сидят в сторонке.

ТАТАРИН. Еще раз играю — больше не играю!

САТИН. Бубнов, пой!

БУБНОВ (запевает). Солнце всходит и заходит…

ЗОБ (подхватывает). А в тюрьме моей темно…

ТАТАРИН (Сатину). Давай мешай карты! Чего поешь? Играть надо. Два дела сразу даже Бог не делал.

ИДИОТ. Ахматова говорила, что в день можно делать хорошо только одно дело.

ТАТАРИН. Умная женщина. Вижу — горянка.

САТИН. Твой ход, Татарин.

ТАТАРИН (бросает карты). Ты чего меня злишь? А? Какой я тебе такой татарин? Я тат. Понял? Тат!

ИДИОТ. Тат или татарин — какая разница? Ислам.

ТАТАРИН. Совсем ослиная башка! Я ветеринарный диплом купил, про ишаков все знаю: они умнее тебя! Таты — это горские евреи!

БУБНОВ (поет). Горные евреи спят во тьме ночной…

МЕДВЕДЕВ. В школе сержантов учили — есть такая кавказская национальность.

БУБНОВ. Тихие долины полны свежей мглой…

ТАТАРИН. Вот, из милиции, совсем тупой, а знает! Доктор Илизаров руки из ног делал, татом был! Все умные люди — таты.

ЗОБ. Не кипятись, Асаф.