Выпуск 4

– Ты сделал мне больно, – заговорила она. – Очень больно. Но давай начнем все с нуля. Я хочу быть твоим другом. Завтра мы познакомимся, а сейчас уже поздно, и ты должен идти спать. Согласен?

– А телевизор?

– К черту телевизор. Иди спать. Телевизор будешь смотреть завтра.

Петер схватил деревянную собачку и запустил ее в экран телевизора. Горячее стекло, лампы, транзисторы, железные и пластиковые части с грохотом рассыпались:

– Ура! – заорал Петер во все горло.

Жюли с размаху ударила его по щеке. Ребенок отлетел к стене, но тут же вскочил на ноги и застыл в позе боксера со сжатыми кулаками. Жюли украдкой посмотрела на Хартога, собиравшегося выключить разбитый телевизор. Он оставался совершенно невозмутимым.

– Ладно, – сказала Жюли. – Ты ударил меня, я ударила тебя. Мы квиты. Завтра начинаем новую жизнь. Идет?

– Идет, идет! – закричал Петер. – Перестань все время спрашивать меня, согласен я или нет.

Он забрался в постель и натянул на себя одеяло. Хартог положил руку на плечо Жюли.

– Идемте ужинать.

Глава 7

Жюли проснулась от телефонного звонка. Снимая трубку, она взглянула на часы. У нее болела голова, во рту была горечь.

– Я вас разбудил? – спросил голос Хартога.

– Да.

– Прошу вас спуститься в мой кабинет.

– В какой?

– На первом этаже, дверь К. Я жду. Угощу вас кофе.

– Хорошо.

– У вас есть десять минут, – добавила трубка.

Жюли вылезла из–под одеяла и присела на край кровати, протирая глаза кулаками. Ее подташнивало, голова кружилась.

Лампочка освещала ванную сероватым светом, напоминающим устрицу. Жюли почистила зубы, расчесала волосы, проглотила две таблетки тофранила. У нее не было даже времени, чтобы принять душ. Она быстро подкрасилась и вернулась в комнату. На столе стояла ее маленькая пишущая машинка «Гермес Бэби», в которую был вставлен лист бумаги. Жюли наклонилась и прочла:

Нейи, 5 июня

Господину доктору Розенфельду

Замок Бож 78 – Гузи

Доктор,

должна вам признаться, что я долго колебалась, так как…

– О–ля–ля! – произнесла Жюли. – Ну и накачалась же я вчера!

Она вырвала лист, смяла его и бросила в алюминиевую корзину для бумаг. Девушка открыла шкаф и достала черные брюки и желтую блузу–тунику.

– Так можно и вылететь отсюда, – пробурчала она.

Она вызвала лифт. На первом этаже нашла дверь К (буква К была позолоченной и бросалась в глаза). Жюли постучала и услышала голос Хартога:

– Войдите!

Девушка вошла и закрыла за собой дверь.

Кабинет был квадратным, с белым столом, заваленным бумагой и папками, белым стулом, двумя большими креслами, обитыми белой кожей, и таким же диваном. Хартог сидел на краю дивана и разговаривал по сверхсовременному телефону. Рыжий был небрит. Из–под белого нейлонового халата выглядывала черно–синяя пижама. Он курил сигарету, стряхивая пепел в пепельницу, стоявшую у него на колене.

– Мне плевать на проект Гужона! – кричал он в трубку. – Я вам уже сказал, что мне нужно. Я отправил вам человека. Вам этого мало, черт побери?!

Жюли остановилась посредине светло–серого ковра. Хартог жестом предложил ей сесть. Он уронил пепел на пол.

– Пусть подотрется этим! – кричал Хартог в трубку. – Пешеходные дорожки между домами рабочих, автостраду до родильного дома. Расходы? Какие расходы? Все расходы я беру на себя. Хорошо. Позвоните мне послезавтра в Мюнхен.

Он повесил трубку, не попрощавшись, и повернулся к Жюли. Его лицо блестело. Вспотели даже корни очень тонких волос. Он прикурил сигарету от окурка предыдущей.

– Сейчас подадут кофе. Где этот чертов кофе?

В дверь постучали.

– Войдите!

Лакей принес кофе на белом подносе.

– Ты заставляешь себя ждать, Жорж, – проворчал рыжий.

– Мне пришлось варить его самому, – сказал Жорж с возмущением.

– Это почему же? Я плачу кухарке.

– Мадам Будью очень плохо себя чувствует, – сообщил Жорж. – У нее приступ эпилепсии. Она чуть не проглотила свой язык.

– Поставь поднос и уходи.

– Да, месье.

Жорж вышел. Хартог встал и вытер лицо черным носовым платком. Он открыл дверь в смежную комнату и скрылся за ней, продолжая говорить:

– Вчера вечером вы здорово опьянели.

– Возможно, – устало сказала Жюли. – Я ничего не помню.

– Алкоголь и транквилизаторы, да? – спросил он неожиданно игривым тоном. – Не стоит к этому привыкать. Особенно во время работы.

– Это было не во время работы.

– О'кей. Налейте себе кофе, прошу вас.

Жюли налила себе кофе. Хартог вернулся в комнату в брюках, но с обнаженным торсом и босыми ногами. Его грудная клетка была перевязана. В руке он держал бритву на батарейках. Рыжий сел за письменный стол и щелкнул пальцем по телефону.

– Эти идиоты! – с раздражением воскликнул он.

Он стал рыться в бумагах, лежавших на столе, разыскал большой рисунок, сделанный акварелью, и бросил его на стол перед Жюли.

– Смотрите. Это мой проект. Вы разбираетесь в архитектурных чертежах?

– Нет.

Рыжий казался разочарованным.

– Ладно, черт с ним. Я знаю, что он хорош, – вздохнул он.

– Вы разбудили меня в половине седьмого утра, чтобы показать ваши рисунки?

Хартог отпил глоток кофе и с интересом посмотрел на Жюли.

– Вы строптивая, – заметил он. – Мне о вас все известно. Воровка. Пироманка. Поздравляю.