Выпускник

Меня не особо волнует, что в прошлое ворвалась банда из будущего, и зная, это самое прошлое, обогащается здесь.

Но мысль о том, что меня кто-то пытается использовать, злит.

— Чего ты там всё анализируешь? — обращается ко мне Сергей.

— Да, так, непростую задачку решаю с тремя неизвестными, — отвечаю, не скрывая раздражения.

Я сотни раз слышал о том, что нельзя вмешиваться в прошлое, но сейчас желание вмешаться и сломать преступникам планы зреет.

В комнату заглядывает Маша, она сигналит мне, пытается вызвать меня в коридор, но я не реагирую.

— Заходи, икрой угощайся, — зовут ее парни.

— Кабачкой?

— Бери выше, красной.

— Фу, не люблю, жирная и соленая она.

— Как хочешь.

Машка испаряется, захлопнув за собой дверь, парни гогочут:

— Баба с возу, кобыле легче… в смысле, больше достанется, — отправляет в рот огромный кусок хлеба, густо намазанный икрой.

Я же перебираю пальцами, барабаню по стеклу, мысленно гадая, сдать, не сдать, сломать или плюнуть.

Будь я в 2024, я бы прошел мимо, как делают многие, моя хата с краю, важно только то, что касается моей семьи. Чужие проблемы не интересуют. Хищение государственной собственности? Я здесь при чем? Я агент по борьбе с экономическими преступлениями? Нет? Ну и пошли нафиг. Пускай кто-нибудь другой рвет себе очко, но не я.

Но сейчас, здесь всё иначе. Нет никого другого, кто бы знал о банде и о «рыбном деле». Никого нет, кроме меня. А значит, разгребать грязь мне.

Дело не в том, что я уверовал все душой, что я комсомолец, советский человек с кристально чистой совестью. Нет.

Всё иначе, намного сложнее.

Воздух этого мира заставляет мыслить по-другому.

И я выбираю путь человека, который действительно хочет сделать мир чуток чище и дорогу светлее.

* * *

Этим же вечером я звоню Катиной Клавдии, уже через час мы с девушкой встречаемся в клубе. Одного взгляда хватает, чтобы понять, как ей не терпелось сходить на танцы.

На пышногрудой Кате оказывается темно-красное короткое платье под шубкой цигейковой, а в пакете — туфли на каблуке.

— Ты со сменной обувью, — усмехаюсь я.

Кивает.

В гардеробной снимает вязаную шапку, и копна светлых волос спадает ей на плечи.

Мы проходим в зал для танцев, и я замечаю, что девушек больше, чем парней. Они заполонили все скамейки, ждут, пока их пригласят на танец.

— Здесь можно экскурсии водить, — усмехаюсь я, — глядя на плакаты с советскими передовиками и агитацией, развешанные по стенам.

Лампы горят тускло и это придает интимности вечеру.

— Часто здесь бываешь?

Белокурая бестия крутит головой по сторонам, будто проверяет, нет ли кого знакомого, только потом со спокойной совестью отвечает.

— Нет.

— Ну да, не рентабельно одной сюда ходить.

Белокурая девица непонимающе хлопает глазами, но не переспрашивает.

— Слушай, спрашиваю ее, давно работаешь в «Океане»?

— С открытия.

— А пытались через тебя икру продавать, пряча ее в консервах рыбных?

— Что?

— Ну может, подкатывал кто с подкупом или угрозами? К тебе или к кому из продавщиц?

— Макар, я не очень хорошо тебя понимаю. Сегодня не рыбный день четверг, чтобы о рыбе говорить! — злится, надувает щеки.

Устало выдыхаю. Я пришел сюда, чтобы девчонку пытать, а не на танцульки, но она тащит меня в зал.

Музыка быстрая, но я ориентируюсь по ситуации, кладу руки ей на талию, веду.

— Ты не слышала, чтобы икру подпольно продавали у вас?

— Ну, как у всех, приходит отдельно по заказам для членов партии и их семей.

Как же сдевушкой тяжело. Она такая тягучая как резина, мозги совсем не работают. Вроде старается, но не выходит у нее ничего.

Адреналин кипит в крови, и я выкладываюсь на полную. Пускай идет всё прахом. Даже если наступит настоящий ад, и я не выйду из него живым, я хочу попробовать сделать хоть что-нибудь. Задаю ей вопрос.

— Возьмешь на реализацию красную икру?

— Издеваешься?

— Нет. Я серьезно.

— Ты со мной познакомился для этого? — обижается.

— Нет, ты очень красивая.

— Правда?

— Да.

— Поехали ко мне, сегодня бабушки нет дома!

Ого. Так сразу? Не могу же я мотать сопли на кулак, поспешно соглашаюсь. Если решил быть хитросделанным, то надо соответствовать своему плану до конца.

Отчаянно киваю головой.

Добираемся до дома Клавдии в кромешной темноте, кто-то разбил фонари у ее дома.

Где-то рядом мелькают мужские тени и меня на мгновение сковывает животный страх, что если за мной следит Рытвин? Тогда он уже знает, что я играю в свою игру.

Могут пострадать невинные.

Эта глупая блондинка Клава, например.

С меня ручьем стекает пот.

Кто-то больно ударяет меня в плечо, и я тут же бью в ответ.

— Мальчики, не надо, — плачет Клавдия над лежащим на земле полудохликом.

— Это кто? — рычу я.

— Мой ухажер, Павлуша. Сосед.

Павлуша поднимается и бегом пускается в бегство.

— Чего он хотел?

— Ревнует меня ко всем, даже к тени.

— Рациональное объяснение его глупому поступку — ударить сильного соперника, вырубиться, а потом сбежать.

— Он немного недоделанный, крыша у него явно протекает, но он сильно меня любит, глупенький.

Понятно.

Поднимаемся на третий этаж, здесь бедненько, но чистенько. Впечатляет. Пьем чай с медом и печеньками.